Дело об обойных маньяках
Шрифт:
– Вам, конечно, об этом рассказал К.?
– утвердительно спросил я.
– Нет, мы с ним об этом не говорили, ведь вы все слышали по телефону, отвечал Холмский, продолжая меня любопытствующе разглядывать.
– Он просто рекомендовал вас мне как своего приятеля, за которого готов поручиться во всех смыслах.
– Но тогда откуда вы можете знать такие подробности?
– изумился я.
– Ну, то, что я недавно из Чечни, это, допустим, понятно из того, что вы знаете, кто такой К. Но остальное?
– Это совсем не так интересно, как кажется с первого взгляда, - вяло отмахнулся Холмский.
–
– А...понятно... Пресловутая дедукция?
– Я также не люблю это слово!
– немного раздраженно заметил мой собеседник, - А вы знаете, что оно точно означает, это словцо, так ловко брошенное в литературный обиход бойким шотландцем Конан Дойлом?
– Смутно. Я бы определил это как искусство выстраивать безупречную цепь доказательств, если вспомнить диалоги главного героя с доктором Ватсоном. Впрочем, я давненько все это читал.
– Докладываю, - сухо сказал Холмский.
– То, что вы сказали, скорее означает логику. Дедукция же - это способ мышления, основанный на выводе частного случая из общего правила с применением известных логических заключений. По этому поводу предлагаю ее тут же и применить, и перейти от общих рассуждений к конкретному делу - пойдем смотреть мою квартиру.
– Пойдем, - сказал я.
– Так вы меня в каком-то смысле принимаете?
– Посмотрим, - дружелюбно проворчал Холмский и мы пошли с ним по направлению к его дому на Березовской.
Квартира Холмского оказалась на пятом этаже ухоженного кирпичного двадцатидвух-этажного дома. В ней было три комнаты.
– Квартирка кооперативная, купил я ее на премию за решение одной математической проблемы, связанной с обтеканием крыла самолета, - стеснительно сообщил Холмский.
– Как видите, три комнаты. Большая, естественно, что-то типа комнаты отдыха или гостиной, вторая - моя спальня, она же мой рабочий кабинет, а третья свободная, именно ее я вам и предлагаю.
Мы прошли в указанную комнату. Она была полностью обставлена для жилья, одна из ее стен была доверху забита книгами.
– Это часть моей библиотеки, которая не вошла в мой кабинет, и которая мне меньше нужна, - давал по ходу дела свои объяснения хозяин.
– Я давно собирался перенести ее в прихожую, что я и сделаю сегодня - полочки в прихожей уже подготовлены, осталось их только собрать.
– Что вы, не стоит беспокоиться!
– запротестовал я.
– Наоборот, если вы не сочтете нескромным мое копание в ваших книгах, то я бы просил вас их оставить, потому что мой собственный книжный багаж пока совсем не велик.
– Конечно, тогда оставлю!
– великодушно разрешил Холмский, - тем более что мне, вообще говоря, попросту лень это делать. Единственное что - я в этом случае буду изредка вас беспокоить, чтобы взять нужную мне книгу.
– Договоримся как-нибудь!
– отвечал я.
– Вот и чудесно!
– обрадовался Холмский. Ему, по всей видимости, было действительно лень заниматься перетаскиванием книг.
– Теперь о питании, - деловито продолжал Холмский.
– Готовит обеды и убирается в квартире приходящая женщина, Вера Степановна. Живая женщина под пятьдесят, бывший повар бакинского ресторана "Интурист". Готовит необыкновенно
– Осталось еще кое-что существенное: моя оплата, - сказал я. Для меня это был один из ключевых моментов разговора, поэтому я невольно напрягся.
– Что, если вы будете оплачивать услуги Веры Степановны?
– предложил Холмский.
– Требует она с меня за свои услуги весьма умеренно, - здесь он назвал цифру, - Я прекрасно знаю ваши финансовые возможности и думаю, что вам это будет по средствам. А после того, как вы подыщете для себя практику, она перестанет быть для вас обременительной. Идет?
– Вполне!
– с радостью ответил я. Меня действительно устраивала указанная сумма.
– Я об этом еще сегодня утром только мечтал, как о Божьем даре.
– Ну, тогда что? Для первого раза достаточно? Переезжайте ко мне завтра же. Адрес вы теперь знаете. Завтра я целый день собираюсь быть дома, так что приходите, когда вам удобно.
2. Знакомство с Холмским
Я переехал к Холмскому на следующий же день. При мне был единственный чемодан, обтянутый дерматиновой кожей. В нем были мои профессиональные принадлежности и кое-какие личные вещи. На спине я тащил тугой рюкзак с моими спортивными причандалами.
Александр Васильевич Холмский представился профессиональным математиком. Сказал, что числится в Стекловке, принимает участие в нескольких фондах, иногда ездит на конференции за рубеж.
– Это, наверное, скучно вам рассказывать, чем конкретно я занимаюсь в математике, - сразу сказал он.
– Могу только сообщить, что я уже успел "наследить" в нескольких ее областях.
– Да, - сказал я.
– Вряд ли мне будет интересно то, в чем я совершенно не разбираюсь.
– Тогда я и не буду об этом особенно распространяться, - облегченно вздохнул Холмский.
– Я лучше расскажу о своих неприятных сторонах, это будет гораздо полезнее для нас обоих. Без ложной скромности могу утверждать, что крупных недостатков я за собой не замечаю. Что же касается недостатков мелких, то их, конечно, навалом. Я педантичен, невероятно чистолюбив, временами занудлив, когда меня тревожит нечто неразрешенное, порой излишне возбужден и навязчив, если чему-то искренне радуюсь, и еще много, много другого, нехорошего.
– Я также не агнец божий, - отвечал я ему в тон.
– Главных недостатков за собой могу отметить два. Главный - это неровность характера и настроения. Я днями могу хандрить и лежать, повернувшись лицом к стене; в такие минуты я ужасный человеконенавистник. То вдруг я становлюсь жутким филантропом и готов броситься на шею первому встречному.
– А второй?
– спросил меня Холмский и лукаво посмотрел на меня.
– Ох!
– о нем лучше и не говорить!
– Если лучше не говорить - то и не будем, - миролюбиво согласился хозяин.
– Хороший звук - он сам себя покажет!