Держись от меня подальше
Шрифт:
— И я благодаря тебе тоже, — отправил он мне воздушный поцелуй.
Мы всю дорогу пререкались, он не сдавался и ловко менял темы. На самом подъезде наш менеджер ожил:
— Oh my Lord! Holy crap! What the fucking shit is it? (О Всевышний! Срань господня! Что за грёбаное дерьмо?) — ирландец Куки повторил «факин» и «шит» раз десять во всевозможных комбинациях — язык их и правда был небогат, приходилось выкручиваться.
Он вскоре сунул телефон под нос Филу и стал коситься на меня оценивающе, пытаясь разглядеть, будто
Фил не стал шокированно пучить глаза и хвататься за сердце, хотя был тем ещё позёром. Он лаконично кивнул и заверил, что это правда.
— Что правда? — потянула руки и я, заинтригованная, ведь если это касалось его, то и меня в девяносто девяти случаях. А Фил, шикнув, шлёпнул меня по рукам, негодяй.
— Естественно, это правда. Но конечно, — он поморщился, — мы не хотели, чтобы так быстро стало известно.
— А меня вы предупредить собирались? — орал взбешённый Куки.
— А ты что, свечку хотел подержать?
— Я вам эти свечи сейчас обоим в задние отверстия засуну, — на самом деле он сказал кое-что более грубое, но повторить я не смела. — Нет, ну, понимаю, ты идиот, — Куки распалялся, и тут переключился на меня: — но ты-то зачем? Ты же такая молодая, и вся карьера впереди!
— Не надо мне карьеру, я буду учительницей, — возразила я.
— Теперь-то будешь, — недовольно сказал он, — будешь учить своего ребёнка.
— У меня нет детей.
— Пока нет, но, — он потянул руку к моему животу, — вы же только ожидаете.
50
Фил перехватил его руки, не позволяя прикоснуться ко мне. Это было табу. Он всегда был на защите моей чести и не разрешал распускать руки, ведь для всех я была его девушкой.
— Это наше дело, — строго сказал Фил, сигнализируя мне глазами. Я не понимала, чего он хочет. — Мы не хотели это афишировать, но теперь кажется поздно.
Этот псих решил подыграть некой очередной газетной утке и тянул меня за собой.
— Это неправда! — заголосила я, а он, извернувшись, накрыл мой рот ладонью.
— Детка, милая, они всё узнали, и весь интернет уже в курсе, что ты ждёшь нашего ребёночка, — он приблизил лицо очень близко и пытался передать глазами свои мысли через большие, с шоколадной крошкой в радужках, янтарные глаза.
Это взгляд сводил многих с ума, но не меня. Я укусила его за руку. Он завопил, что ему больно.
— Так тебе и надо, — торжествовала я.
— О, эти сумасшедшие русские, — «умирал» Куки на соседнем сидении.
Тут машина остановилась и с переднего кресла нам сообщили:
— На месте, сейчас очередь выстоим, недолго, думаю. И будете на красной дорожке.
Это всех отрезвило. Фил принялся собираться, смотреться в зеркало, приглаживать волосы, хотя и так выглядел отлично. Удовлетворённый своим видом, он стал скептично оглядывать меня, и между делом поучал, снова перейдя на русский:
— Мы можем
— Уже давно не хочу, — я не врала.
— А я хочу.
— Отомстить за меня? — удивительно, неужели он настолько вошёл в образ, что начал верить в то, что было игрой?
— И за тебя тоже, — он щёлкнул меня по носу, я чихнула.
— Фу, ну рот закрывай, обслюнявила меня, — стал он вытираться о пиджак. О красный пиджак менеджера. Тот злился, но многое терпел.
А я извинилась. И попросила Артёму такого не рассказывать.
Фил снова копошился, вытираясь салфетками, и показал мне статью с фото, где я выбирала ползунки и лучилась счастьем, они писали, что тихушники Фил и Хэлен, самая романтичная пара года, ожидают чудо.
Я сразу вспомнила, где и когда меня поймали, и разумеется, никакое чудо мы не ждали. Просто я созванивалась с подругой, и жаловалась, что нас пригласили на премьеру, а Леська меня ругала по телефону, обзывала дурой и завидовала, аж зубы скрипели, что меня как-то по-доброму веселило. Она и сама бы приехала, чтобы составить нам компанию (не беда, что пригласительный на двоих), но её состояние в последнее время оставляло желать лучшего. Её часто тошнило и настроение скакало хуже прежнего, бедный Егор. Я подозревала, что она беременна. Подруга этого не подтверждала, но и не отрицала. Я лелеяла надежды стать скоро тётей. Хотя быть тётей на расстоянии не сильно меня вдохновляло, я подумывала об имени для ребёнка, на кого он будет похож, и прочее.
И вот на днях я ходила выбирать одежду будущему малышу. Не покупала, но присматривалась, фотографировала милашество и даже спамила этим Шеру, ведь уровень нашего общения стал более тесным, ежедневным, и признаться, я часто брала в руки телефон, чтобы просто проверить, когда он был в последний раз в сети, и если онлайн, то почему до сих пор не ответил. Артём не возражал фоткам из «Детского мира», даже ляпнул, что не прочь, если его сын будет таскать хаки-ползунки. Я тут же зацепилась за слово «сын»:
— У тебя небось дети по свету растут, — взревновала я, мигом позвонив по интернету. — Что ещё за сын?
— Наш с тобой, — не повёлся он, но я как-то не ждала подобного ответа. — Как хочешь назвать?
— Какой у нас сын? Ты мне зубы не заговаривай, словоблуд, — приструнила я наглеца, но ревность прошла, уступив место новому чувству — надежде.
— Будущий.
Он думал о будущем, а я застряла в прошлом и к настоящему относилась с пренебрежением, но я могла это исправить. И это было ещё одним кирпичиком в башне моей уверенности, что контракт надо разрывать. Но, если совсем начистоту, идея заставить его ревновать мне импонировала. Особенно после того, как Фил, заговаривая зубы, уломал меня. Ему всегда это удавалось — парень мог уболтать любого, а уж со мной никогда проблем не было, он и в Америку меня увёз, и постоянно склоняет на различные авантюры. Лучше бы девушку себе нашёл, ей-богу. Но ему приносило особое удовольствие измываться именно надо мной.