Держись от меня подальше

Сукре Рида

Но больше всех заставить молчать Шеридана желал Владик:

— Заткнись! — лаконично проорал он, заставив того лишь поморщиться, словно от назойливой мухи. Длинный тощий Владик казался ему смутно знакомым.

— Вы же перед дамами, — укорил их Фил, его укор прозвучал как-то по-отечески, пристыжая по второму кругу.

Леся восторженно таращилась на своего героя — Фила Смита, молодого перспективного актёра, успевшего засветить своё идеальное лицо в известном женском журнале, которые Леся поглощала вместо завтрака, обеда и ужина; нет, на экранах он ещё не появлялся, но на театральных подмостках Лондона Фил имел ажиотаж. А недавно стал лицом («и телом» хихикали его фанатки) рекламной компании

известного бренда одежды. Имея типичную европейскую внешность и превосходный английский, он все же оставался русским, даже больше — он был родом из этого же города, был знаком с Шером, дружен с его братом и сестрой. Леся этих подробностей его биографии не знала: в статье вёлся лишь рассказ о том какой он обаяшка и очаровашка, и его появление здесь представлялось ей как явление Христа народу.

— Он восхитительный… — пролопотала она себе под нос, но все услышали. Как это обычно и бывает: хочешь вставить слово — тебе не дают, а когда случайно вырывается, то почему-то именно в этот момент все восторженно ловят тишину.

Егор посмотрел на Лесю, увиденная в её глазах заворожённость ему не понравилась, и он вперил ревностный взгляд в Фила. Вика с Леси перевела взгляд на Егора, проследив за движением его глаз, она тоже стала таращиться на Фила, хлопая длинными ресницами и пытаясь отогнать дурные мысли прочь. Остальные ребята тоже уставились на красавчика, их взоры говорили об одном: «Вот же франт напомаженный…». Только Шер остался сух к её фразе, вновь включив сарказм на полную:

— Ну, восхищай нас, Иль Диво!

Его глаза также нашли в Филе мишень для просмотра — теперь парень стал центром всеобщего внимания, однако, его это никак не тронуло.

— Сейчас, дружище, — вновь располагающе улыбнулся Фил, пропуская мимо ушей очевидное ехидство Шера, — только с главным переговорю.

Далее, кивнув дежурному, который уже отказывался вообще что-либо понимать, не оборачиваясь и оставив без ответа ругательства Артёма, поощрительные крики и улюлюканья фанкиманов, он убежал совершать переговоры с подполковником Главнюком. Убеждал его он долго и основательно, в конце концов аргументы парня возымели должное действие и вскоре обе клетки были открыты:

— Вы свободны, дети мои! — радостно возвестил Фил, рассыпаясь в шутливых книксенах.

Все, включая китайца, на радостях ломанулись прочь, устроив давку на входе, а особо умный и прыткий Джава словно мартышка вскарабкался по решётке вверх и проскользнул над головами толпы. Во второй камере подобного ажиотажа не наблюдалось: Леся, качая бёдрами и нацепив на лицо благодарное выражение, продефилировала к своему спасителю, а Шер вновь развалился на лавке, мрачно закатив глаза.

— Э-эй! Кончай строить из себя болезную фрейлину её Величества в глубоком обмороке! — прикрикнул на него Джава, приклеившись к решётке, за которой сидел Артём, но не рискуя заходить внутрь.

— Ты адресом ошибся, мой недалёкий друг, — покинув камеру, осмелела Леся, пристроившись за спинами парней и поближе к Филу, обращаясь к Шеру, который камеру явно покидать не спешил, — дом с жёлтыми стенами дальше по ул…

Не давая ей закончить ехидную речь, к девушке подскочил Владик и засыпал вопросами относительно её здоровья, душевного состояния и прочего. Егор решил выразить благодарность Филу, фанкиманы вступили в нешуточные дебаты по поводу умственного развития, то есть отсутствия какого-либо умственного развития Шеридана, китаец по-тихому отправился на поиски родного Чайнатауна, а Вика, на правах старшей сестры решила устроить разнос своему братику:

— Признайся честно — ты выжил из ума? — начала она праведно возмущаться. — Ты на полном серьёзе решил остаться здесь? Really?

— Ага, — сонно подтвердил Шер, отвернувшись к стене.

Она не

кричала, не повышала голос ни на децибел, не визжала как полоумная свинья, у которой украли последний жёлудь, её возмущение угадывалось тоном, строгим и разочарованным. Как если бы мать отчитывала оступившегося сына, стараясь говорить с ним на равных, не выказывая своего явного превосходства, при этом всё равно было великолепно заметно, что на лестнице социальной иерархии Виктория стоит на вершине, а Артём жмётся где-то у подножия. Но даже будучи в таком незавидном положении, он предпочитал не опускаться ещё ниже, а «отдать своё сознание на поруки Императрице», будучи верным своему мнению и не меняя принятого решения — он остался в камере, и никто его не смог переубедить покинуть казематы.

Сойдясь на мнении, что Шер окончательно сдурел, а также выслушав всем участком тираду, вернее крик души, Матва, что «бедная его сестрёнка связалась по чистоте своей наивной сущности с умственно-отсталым дауном-уголовником» (в душе, однако, он ликовал, ведь лучше иметь в будущем в родственниках идиота, чем «бездушного оленя, сердце которого поглотила тьма»), все шумною толпою направили тапки на выход.

Сестричка Шера, пообещав припомнить братику его глупые принципы, сдержала своё слово и отомстила Артёму с небывалой жестокостью. Всего-то: позвонила тёте Фросе и рассказала, где её чадо сегодня ночует.

10

Шер об этом возмутительном поступке не знал, так что фееричное появление матери в участке уже через полчаса после того, как все остальные на крыльях счастья его покинули, вызвало в нём бурю негативных эмоций вплоть до потери дара речи. Его драгоценная мамочка церемониться не стала и, всыпав для проформы дежурному, а также выбежавшим на крики сонным постовым и осоловевшим майору и лысеющему подполковнику (последнего, впрочем, пожалев — лысенькие всегда вызывали у неё приступ неконтролируемой жалости), она одарила сыночка настолько убийственным взглядом, что все полисмены его дружно пожалели, и в довершение ко всему прочему добила сомнительным обещанием:

— А с тобой, Артём, я дома переговорю, — и отконвоировала его по указанному пункту назначения.

Всю дорогу до дома он беспрестанно жалел, что так тупанул и из-за глупой гордости проигнорировал помощь Фила — разве что о стену головой не бился — стены в машине, к его великому огорчению, предусмотрено не было. Зато было стекло, бронированное, а по скорости набухания шишака на лбу — не уступающее в прочности стене. Мама, увидев растущий на голове бедного чада шишак размером с голубиное яйцо (которые хоть она и не видела ни разу в жизни, но художественная литература не оставила её без нужных знаний: каждый второй автор утверждал, что шишки на лбу бывают размерами именно с яйца этих любителей памятников), схватилась за сердце и повезла его к доктору, обеспечив ребёнку ещё одну бессонную ночь.

Но проводить ночи без сна с намёком на зарождающуюся инсомнию является типичным для молодых людей. Так и остальные задержанные, которых отпустили раньше при помощи Фила, отправились праздновать это дело, всем скопом завалившись в ближайшее круглосуточное кафе-бар. Благоразумием отличилась лишь Леся, которой завтрашний день предвещал начало рабочих трудовых будней, и Егор, благородно предложивший проводить даму. Она для виду посопротивлялась, повздыхала, что до этого не додумался Фил (вместе с этим покинувший круг её фаворитов), совершенно не зная, что тот просто не стал влезать на чужую территорию. Фил прекрасно видел, какие ревностные взгляды на Лесю кидал Егор и также видел, что тот никаких активных попыток предпринимать не пытается, так что отведя его в сторону от посторонних ушей, открыто сказал: