Desiderata. Созвездие судеб
Шрифт:
Однако, едва ступив на порог, молодой человек понял, что несколько поторопился: место было занято. Совершенно очевидно, что не ему одному пришла в голову идея отогреться после снежного побоища – логичный во всем, Советник Императора тоже пришел к этой мысли. Несомненно, пока его товарищи азартно швыряли друг в друга комьями снега, он сиживал преспокойно здесь – как вот сейчас, опершись плечами о борт, и подобрав, чтобы не намочить, волосы. В руках Бальзак держал потрепанную книгу – на ее обложке значился казначейский номер. Вероятно, это была какая-то финансовая сводка прошедших лет – однако,
– Ты согреться пришел? – Советник невозмутимо перелистнул страницу. – Я подвинусь…
И тут же уложил ноги на боковой борт ванной. У Достия, который открыл было рот, чтобы извиниться за беспокойство и вежливо выразить нежелание кого-то притеснять, слова так и застряли где-то в глотке. В смущении стараясь глядеть на что угодно, только не в лицо Советнику, взглядом он натыкался на его ноги, уложенные, как уж упоминалось, на край ванной. Хоть и доводилось им с де Критезом оказываться на берегу одного источника, но Достий никогда не рассматривал его – как и никого из своих товарищей – полагая это нескромным и неприличным. А тут деваться было ему некуда.
– Ой, – выдохнул он. – Простите… Вам нездоровится?
– С чего ты взял? – удивился Бальзак. – Я наоборот, принял меры, чтобы не подхватить простуды: сейчас она была бы очень некстати.
– Ох, да я не о холоде… – Достий все никак не мог подобрать слов. Не умел спросить, как доктор фон Штирлиц – напрямую, не представлял, как можно было бы озадачить собеседника, поинтересовавшись – отчего это кожа так бледна и совсем лишена волосяного покрова? Хотя в голове его уже забрезжила мысль, что, очевидно, дело вообще в нездоровом образе жизни Советника…
– Ты в воду-то заходить будешь? – проворчал Бальзак там временем.
– Я… Да… – Достий скинул полотенце, подвязал волосы и неловко забрался в ванную. Там он сжался в комочек, стараясь занимать как можно меньше места – ему неловко было бы коснуться чужого обнаженного тела. Более того – ему неловко было взглянуть. Однако, покосившись пару раз на советничьи ноги, юноша понял, что глаза его не обманывают, и бледная кожа с голубоватым узором вен совсем не имела поросли.
– Так отчего же мне нездоровится?
Достий вздрогнул так, что всколыхнул воду, ведь Советник даже не прервал чтения, хотя, кажется, не противился возможности завязать беседу.
– У вас ноги какие-то… – пролепетал юноша неловко, стараясь совладать со вмиг ставшим ватным языком.
– Ноги? – Бальзак даже оторвал взгляд от своего увлекательного чтива. – Что с ними не так?
Он тут же внимательно и с подозрением осмотрел свои конечности, как обычно осматривал черновики документов, выискивая ошибки и недочеты.
– Волос нет…
– Ах, это... – Советник снова принял сосредоточенно-безразличный вид и вернулся к сводке. – У меня их почти нигде нет…
– Но почему? – Достий чувствовал, что краснеет, причем отнюдь не по причине горячей воды. Уже случалось ему обсуждать с Бальзаком всяческие деликатные темы, но эта была уж чересчур щекотлива. Одно
– Я просто избавляюсь от них, – коротко растолковал тот. – Для этого есть средство.
– Зачем?! – тут Достий изумился. Он понимал необходимость избавляться от поросли на лице и подстригать волосы. Но зачем же лишать волос кожу в других местах? К подобному иногда прибегали на фронте, ради гигиены, но разве у Советника есть проблемы с тем, чтобы содержать себя в чистоте?
– Это неприятное ощущение, – Бальзак повел знобливо плечом. – И к тому же, раздражение появляется.
Достий уставился на собственные ноги. Даже у него они были в тонких золотистых волосках, и сроду он не задумывался, чтобы избавиться от них. Подумать только, до чего, оказывается, можно дело запустить: раздражение на естественнее природное явление…
– …Да и к тому же, – Советник перевернул страницу (как же умудрялся он читать, поддерживая разговор?..), – Император от этого чрезвычайно в восторге сделался с самого начала… И разумеется, до сих пор поощряет.
– Ох… – пискнул Достий и закусил губу. – Стало быть, это не только необходимость для вас, но и прихоть для Императора?
Бальзак так и не оторвался от книги, взгляд его продолжал скользить по строчкам, но губы улыбнулись слегка – наверное, подобное равнялось бы у более эмоционального человека к смеху.
– Ты выражаешься так, – произнес он, – будто бы там, где есть монаршьи прихоти, моим не место. На самом деле, так часто – даже можно сказать, что всегда – выходит, что прихоти наши с Его Величеством совпадают или же сочетаются…
– В чем же ваша прихоть? – спросил Достий шепотом. Наученный опытом, он чувствовал, что за откровением последует расплата в виде смущения и смятения чувств.
– Мне самому приятнее, когда… так. Кожа моя предельно открыта для прикосновений, и я чувствую их настолько сильно, насколько это возможно. А Император до прикосновений всегда жаден, и его нетерпение лучшее свидетельство искренности. И у Его Величества нет никаких преград, ежели он захочет какой-то особенной ласки – никаких преград, кроме моего сопротивления, конечно же… Ты понимаешь, я думаю, о чем идет речь. К тому же…
– Я прошу вас… – Достий опустил голову пониже. – Прошу вас, у меня пост.
Только краем глаза он заметил, что Советник тотчас сделался серьезным, будто его одернули так, как обычно он одергивал Императора. Достию неприятно было так вести себя при беседе с Бальзаком, особенно ежели вспомнить, что это он первым принялся задавать вопросы, но куда неприятнее было оставаться беззащитным для недопустимых сейчас мыслей.
– Прости, – мягко произнес Советник. – Больше ни одного нескромного слова. Я ответил на твой вопрос? Устраивайся поудобнее, тут места достаточно.