Шрифт:
1
Полночь. Полнолуние (C) Волков Николай
Ночь. Ночь царила над городом, раскинувшись во все стороны подобно чудовищной птице. Она заполняла собой каждую улочку и каждый уголок. Только вездесущие крысы иногда рисковали пробежать по улице, преследуя ведомые лишь им цели, в то время, когда никто иной не смел даже и помыслить, о том, чтобы выйти за пределы дома. Воры и нищие, грабители и убийцы подходили к окнам и вглядывались долгим взглядом в ночь, но после отходили и ежились от пробегающего по коже холода. Это было не их время. Это было время ночи.
Тихий шорох привлек внимание одного из них, и он замер. Замер, вглядываясь и вслушиваясь. Боясь выдать себя даже дыханием. Боясь за свою жизнь и за остатки своей пропащей души. Шорох не повторился, и он с вздохом облегчения отошел от окна.
– Папа, ты боишься?
Он повернулся к своей приемной дочери, которую нашел сегодня вечером и не смог оставить на улице и сказал:
– Да, дочка… Боюсь.
– Чего?
– Тех, кому принадлежит ночь.
– Папа, ты глупый. Ночь не может принадлежать кому-то кроме себя. И она не страшная.
Девочка встала с кровати, и, пока её приемный отец брал на кухне бутылку дешевого вина, распахнула окно.
– Вот смотри.
– Не-е-ет!!!
Ночь перелилась через подоконник, и вместе с ней в комнату просочилось нечто. Оно обволокло неудавшегося отца, и последнее, что он увидел, было смеющееся лицо девочки. Не прошло и минуты, как она подошла к оставшейся куче костей, подняла череп, и наставительно ему сказала:
– Теперь ты не откажешься со мной поиграть перед тем, как я усну.
Ночь затопила весь дом.
Ночь.
Люди верили. Они старались верить, но с каждым днем их вера становилась всё слабее и слабее. Да оно было и неудивительно, поскольку сложно верить во что-то хорошее, теряя каждый день своих близких и друзей. Каждую ночь они теряли, и все знали об этом. Никто не мог понять что происходит, никто не знал нынешнего Хозяина Ночи, но все знали одно – сейчас всё-таки намного лучше, чем при прежнем. Нынешний хозяин забирал в ночи всего по одному, и очень изредка по два человека, в то время как предыдущий забирал по два десятка, а иногда и более.
А еще люди боялись. И боялись именно потому, что нынешний Хозяин был им неизвестен, и непонятно было силён он или слаб. Непонятно было, будет он защищать тех, с кого кормится, или нет.
Люди отвыкали верить и с детства приучались бояться.
Ночь.
Ночь
Смерть. Смерть всегда шла рука об руку с ночью, поскольку они были двумя частями порождавшими друг друга. И иногда, редко, ночь и смерть сливались в едином безмолвии, чтобы выплеснуть из себя не Слугу Смерти, и не Хозяина Ночи, а их общее Дитя.
Дитя Ночи.
Ренвальд смотрел в ночь без содрогания, которое он испытывал когда-то. Многие дивились его отчаянной отваге и не менее отчаянному безумству. Он и сам понимал, что выходить на ночную дорогу это безумство похлеще, чем прыгнуть со скалы, надеясь, что поток воздуха позволит тебе воспарить, или ты отрастишь крылья, и сам бы отговорил любого, кто собрался бы это сделать, но сам всё равно выходил. И люди крутили у виска при виде его и шептались за его спиной, но ему было плевать на пересуды. Откровенно говоря, ему было плевать на всё, и в особенности на то, будет он жив завтра или нет. Он просто не мог иначе, и что странно, ночь уже третий год обходила его стороной.
Третий год. Да, уже три года минуло с тех пор, как он закончил работу над замком для Хозяина, и вернувшись домой обнаружил мертвыми свою жену и детей. Три года с тех пор, как он в ярости кинулся к новенькому замку и позволил себе вломиться в покои Хозяина.
Он прекрасно помнил этот немигающий взгляд, который погрузился в самую глубину его души, прочел там всё, и вынырнул на поверхность.
– Не Я – бросил тогда безучастно Хозяин.
– Но кто!!!
– Чужак. Или кто-то из людей. Не знаю… пока. Но ты, несмотря на свою дерзость, будешь жить. Это всё, что я могу дать тебе сейчас.
– Зачем мне жизнь теперь!
В глазах Хозяина неожиданно вспыхнул красный отсвет, как будто огонь камина отразился от пустоты в его глазах, и неожиданно низким, рокочущим голосом он отдал приказ:
– Ты будешь жить. Жить и искать того, кто покусился на моё владение. Ты найдешь того, кто убил твою семью, и лишь после этого я разрешаю тебе умереть. А теперь проваливай отсюда Ренвальд - каменщик и не тревожь меня более.
И вот Ренвальд вновь смотрел в ночь. Ночь не страшна тем, у кого есть приказ Хозяина не умирать, а о душе своей он не беспокоился. Его душа умерла вместе с его семьей, и ничто не могло воскресить её. Улицы были пусты и тихи, и та же пустота царила внутри него. Однако бессменный часовой Ночи ощущал нечто, что тревожило его. Ночь была не такой как обычно. Ветер замирал, не начавшись, и даже крысы не высовывали нос. И еще… Еще ночь была пряной на вкус.
Неожиданно раздался крик, и Ренвальд повернулся в ту сторону. Слишком далеко от замка Хозяина, который предпочитал питаться в городе. Губы Ренвальда скривились, когда он подумал о том, что, разумеется, не хочется лезть за едой в погреб, когда рядом накрытый стол. Это были недопустимые мысли, но ему было плевать. Не убьет же его Хозяин за них… А если и убьет – невелика беда. Лучше узнать, что же там.
Его походка была нетороплива, и она не тревожила улицы, на которых кроме него никого не было. Пройдя мимо мэрии, он повернул направо и вновь вгляделся и вслушался в ночь, впитывая её в себя. Здесь явно кто-то есть, понял он. В четвертом или пятом доме, в конце улицы. И это точно не Хозяин, он никогда не будет питаться в таком месте. Он всё-таки гурман, а там живут одни бедняки, да еще и больные насквозь. Не-е-ет… Хозяину подавай еду здоровую… Полную сил.