Детство Сашки
Шрифт:
И сейчас была тишина.
Уже хотелось есть и спать. Зевалось, потому что было скучно и жарко.
Но тут, пыля, во двор въехал грузовик, и сразу стало весело. Это приехал папа. Тут же появились люди. Они стали носить мебель. Сашка тоже помог. Он принес настольную лампу с большим белым стеклянным колпаком сверху. Она была не очень тяжелая, но нести ее надо было аккуратно, чтобы не разбить.
Папа взял Сашку подмышки и закинул в кузов — прямо с лампой.
— Садись на диван, — сказал он.
В кузове было просторно. Стоял их диван-оттоманка с откидными валиками. Был большой
Он ехал, покачиваясь на пружинах дивана, смотрел по сторонам и прощался со своим двором.
Теперь же он будет жить совсем в другом месте. И там будет другой двор.
Интересно, а индюк там есть?
Длинный летний день
Сашка проснулся давно, но не шевелился в своем углу, на полу, на сваленных кучей зимних пальто и шубах, застеленных цветной простыней. Ставни на окнах были закрыты, свет никто не включал, а все потихоньку разбредались: кому на работу, кому в сад, кому — готовить на всю ораву.
— Са-а-аш, ты спиш-ш-шь? — шепот из темной прихожей.
Это Люба. Ее уже подняли, потому что у всех в доме свои обязанности. А у Сашки обязанностей нет. Потому что он вчера приехал на каникулы, потому что каникулы — это отдых.
— Тише ты, — ругнулась в полголоса бабушка. — Видишь, спит он еще. Пусть поспит, успеете наиграться.
— Ну ма-а-ам…
Люба приходится Сашке теткой, то есть, тётей. Но он никогда не называл ее так. Она старше всего на пять лет! Правда, здесь, в Городище, есть его дядя, который даже младше его… Но дело не в возрасте. Как-то так получилось, что он был самым первым и самым любимым внуком, и племянником, с детства сидел у всех своих дядек и теток на коленях, и так уж повелось, что воспринимался ими, как еще один маленький брат. Им это было легко принять, раз у них самих разница между самым старшим братом и самой младшей сестрой — двадцать пять лет. Вот, старшие работают все, а у Любы хоть каникулы, но сегодня ее погнали «на картошку», жука собирать. Ну, она и думала, видать, что вдвоем пойдут…
Вчера Сашка с мамой приехал на поезде. От поезда они пошли на автобус сразу направо через площадь вокзалом со шпилем и большими черными фигурами рабочих и красноармейцев. От вокзала маленький горбатый автобус долго и тряско вез их через весь Волгоград в далекое Городище.
В автобусе было тесно и жарко, но Сашка смотрел в окно и первый увидел церковь, и стал маме показывать, но она стала бить его по руке, чтобы он не показывал пальцем, а потом шипела тихонько, что неудобно, что на них все смотрят. А что тут смотреть? Вон она, церковь, рыже-красная, огромная, прямо над всем Городищем. В церкви — библиотека. Раньше там был еще и клуб, но недавно напротив построили новый «Колосс» (или все-таки «Колос»? потому что — село?), в который теперь все ходят в кино.
Автобус плавно обогнул церковь, спустился вниз на мост через балку, потом поднялся вверх и остановился на повороте. Тут выходили почти все.
Сашка выпрыгнул первым. Мама с чемоданом — за ним. И они пошли вниз по улице, по самому краю дороги, потому что по дороге идти
В прошлом году Сашка с местными приятелями устроил игру в Чапаева. Ну, когда беляки идут под марш, а пулемет молчит, и тут вдруг выскакивает Петька со своими, и начинает кидать гранаты, и все взрывается, а беляки бегут. Вот и они так играли. Надо было взять кусок газеты, свернуть ее кулечком, как для семечек, в кулечек насыпать этой пыли, края завернуть — и вот это были гранаты. Если такую гранату кинуть, то при падении она взрывалась, почти как настоящая, как в кино почти: сначала хлопок, а потом столб пыли, как дым… Но только надо было брать старые газеты, которые уже не нужные и просохшие хорошо. А тетрадные листы здесь не годились, потому что тогда гранаты не разрывались.
— И чтобы никаких гранат, — потихоньку бурчала Сашке в спину мама.
— А то какой позор был в тот раз! Только из бани, и приходит такой чумазый к ужину! А тут все Городище смотрит, а вы как маленькие, в пыли возитесь…
Ага. Смотрят. Перед каждым домом сидят старушки и старички, кивают головой, когда мама здоровается, передают приветы дедушке и бабушке. Что там передавать? Они же каждый день тут видятся, небось!
Потом они подошли к нужному дому, из-за забора залаяла собака, но мама крикнула:
— Мальчик, ты что, своих не узнаешь? — и лай прекратился, открылась высокая калитка, и гости ввалились во двор. Сашка сразу кинулся к Мальчику, который облизал ему не только руки, но и ноги, и нос, и лоб. А мама стукнула в окошко, и из распахнувшейся в темную прихожую двери вышла Люба и сказала, что все в кухне.
Сашка смотрел на Любу, и совсем почти ее не узнавал. Она стала больше него, хотя он в своем классе считался не маленьким. И она была совсем взрослая. А Люба только сказала ему:
— Привет, Шур! Что, Мальчик тебя узнал? Да? А это другой Мальчик, не тот, что в прошлом году! Вот!
Мама оставила чемодан у порога, и они вместе пошли вверх по растрескавшейся цементной дорожке, сопровождаемые Мальчиком, который забегал то слева, то справа. Солнце уже цеплялось за крыши, было не так жарко, как днем, откуда-то дул ветерок, принося сельские запахи. Они прошли мимо курятника, в котором постепенно успокаивались куры, а слева из черной дыры старой кухни уже вылезали, улыбаясь, бабушка и дедушка.
Бабушка обняла и поцеловала Сашку, и сказала привычно, что он еще вырос, и что какой-то он худенький, а дедушка с прищуром осмотрел его и протянул руку. Сашка тоже дал руку, и дедушка пожал ее осторожно своими двумя пальцами. Больше пальцев на правой руке не было после той аварии на лесопилке в позатом году. Лето только начиналось, но дедушка уже был очень загорелым, и даже руки были коричневые. Потому что он каждый день с утра до вечера был на улице. Теперь и Сашка будет такой же коричневый, потому что тоже будет на улице.