Девочка (не) Джеймса Бонда
Шрифт:
А Рухама всё ждала, когда это безумие закончится. Она оказалась рядом в тот момент, когда Стальной в первый и последний раз в жизни сказал Янке то, что не говорил никогда ни одной женщине. Рухама слышала всё. После смерти Янки она ждала три года, пока Стальной залижет раны. А потом прилетела к нему в Сидней. Он ничего не смог ей дать: ни тело, ни душу. А она всегда хотела всё и сразу. Не умела ждать и прощать. И до сих пор так и не научилась.
Дверь приоткрылась и в кабинет осторожно заглянул личный помощник Стального Сергей.
– Никита, у вас встреча через пять минут. Человек уже здесь, – сказал Сергей.
– Запускай, – кивнул Стальной.
Встречи,
– Слушай, Стальной, спасибо за Болгарию! Я тебе должен.
– Да ладно, Шимон! – отмахнулся Никита. – Свои люди, сочтёмся.
– Вот и я так думаю, что сочтемся. Поэтому и пришел. Слушай, я очень не люблю, когда во время совместной операции каждый начинает тянуть в свою сторону, понимаешь? Как эта ваша щука, которая с лебедем раком. Тем более, если это Рухама, которая всегда ведет свою игру. Для дела это плохо. А еще хуже, что мы все в одной лодке. И если ее раскачать, то вместе дружно пойдем на дно. Видел, что ты с Рухамой сцепился насчет этой девчонки. Так вот пока ты здесь сидел, Рухама ей документы на выезд подготовила. И билет заказала.
– Куда? – отрывисто спросил Стальной.
Его губы вмиг пересохли.
– Ну туда же, куда ты свою исполнительницу везешь, – Шимон пошел к двери, но на пороге обернулся. – Если что, я тебе ничего не говорил. Понял?
– Естественно. Спасибо тебе!
Вот черт! Стальной в ярости ударил кулаком по столу и оперся на него, тяжело дыша. Как невовремя это всё! Думал, что хоть в этот раз обойдется без авралов. Ну Рухама! Ну стерва! И на кой детородный шланг тебе мужики, если у тебя бубенцы больше и крепче, чем у них? Аж звенят на бегу, как русская тройка. Вопрос: кто из нас двоих Стальной?
Да хрен со свеклой по советскому ГОСТу тебе на весь макияж! Придется девочку при себе держать, чтобы Рухама не обошла его и не пристроила в дело. Единственный выход – тащить малолетку в Италию. Но как ее вывезти? У нее же семья, мама, отчим, семейные обеды. И еще соска во рту. Пластиковая. Розовая в цветочек. А не та, о которой сразу подумают испорченные люди.
Японский бог! Стальной, ты совсем офонарел! Куда тебе сейчас этот детский сад?
Давай рассуждать логически: координатор международной операции – ты, и при том, что авторитет Рухамы весит столько же, сколько "Боинг", решать тоже будешь ты. В крайнем случае, отстранишь ее. В конце концов, она не имеет права перебегать тебе дорогу. Это может поставить под угрозу всю операцию. Как же тяжело с ней! С кем он только не работал. Но с Рухамой каждый раз коса находила на камень.
Стальной был уникальным специалистом, который координировал самые сложные операции, требующие объединения спецслужб разных стран. Он вычищал целую армию кротов от "Аль-Каеды", которая вгрызлась в структуры Кадырова, пытаясь поссорить его с Россией. Он не раз контролировал группы агентов, которые должны добраться до Аль-Ваффы и перевербовать. Но все попытки провалилась. Стальной воспринял эти неудачи, как пощечину. Морально уничтожить Аль-Ваффу было делом чести Стального. Убивать нельзя. Иначе он станет мучеником и героем. Сегодня человека не нужно убивать физически, чтобы лишить власти. Достаточно
Люди боятся того, что не видят и не знают. Если раньше ужас, летящий на крыльях ночи, изображали как демона с черными крыльями, то сегодня ужас ужасный – это человек, которого нет в цифровом пространстве. Амин Аль-Ваффа свято соблюдал принцип Бин-Ладена: не показывай ничего личного, и этим напугаешь до смерти.
Стальной вышел из офиса и сел в машину. Он сейчас поедет пообедает и поужинает заодно, а потом еще две встречи в городе. В конце концов, при чем здесь ты, Стальной? Ну, не повезло Анке-пулемётчице. Попала в эпицентр событий, о которых только в книжках читала. Или в кино смотрела. И если ей жизнь сломают, то ты не виноват. У тебя своих грехов хватает. Так что монописуально тебе, Стальной. У каждого свой опыт в жизни. Рано или поздно мы все падаем лицом в грязь. И никто не застрахован. Даже ты. Как тогда, когда ты, который всю жизнь расставлял ловушки, сам попался в мышеловку один-единственный раз в жизни. И три месяца сидел в Арктике, на международной пересылочной станции для агентов, которых едва не спалили, замаскированной под научно-исследовательскую базу.
Ты был ранен. За окном бушевала снежная буря. Тебя окружали небритые морды злых мужиков, которых с мясом едва выдрали из переделок и теперь сунули на передержку, как бездомных котов, пока всё успокоится. Пока дипломаты тихо не договорятся об обмене, а коллеги из конторы занесут бабки журналюгам, чтобы те не раздули шпионский скандал. И первые три дня ты подыхал от болей. А вертолет с медпомощью не мог сесть в таких погодных условиях. И всё, что у тебя было – это голос Янки, которая часами держала тебя на телефоне, на грани между умопомешательством и болевым шоком.
– Расскажи мне что-нибудь, – просил ты.
– Что рассказать, Стальной? – голос Янки едва был слышен из-за того, что операторы мобильной связи использовали по несколько переадресаций звонков, чтобы скрыть его местоположение.
– Да хоть таблицу умножения. Мне однофаллосно! – кричал в трубку он, рыча от боли.
– Дважды два – я тебя ненавижу, Стальной, потому что люблю и не могу выбросить из головы, – начинала отсчет Янка. – Дважды три – шесть машин стоят сейчас под моим окном. Дважды четыре – восемь. Ровно восемь раз было у нас тобой в прошлый раз.
– Девять, врушка, – через силу улыбался он. – Вечно ты преуменьшаешь мои заслуги.
– В последний раз мы заснули посередине, так что не считается, Стальной, – возражала она. – Дважды пять – десять. Вот это был рекорд, когда ты любил меня в первый раз, и до сих пор ты ни разу его не побил. Потому что ты – старый и немощный.
– Ну, подожди, Янка. Мы сочтёмся. Дай только добраться до тебя! За все оскорбления ответишь! – угрожал он, смеясь, и боль отступала.
– Конечно, отвечу! – радостно подтверждала она. – Вот приедешь, буду тебя кашкой кормить, дедуля. Плед подтыкать, чтобы не замерз. В поликлинику водить. А ты будешь ревновать меня к молодым медбратьям. Потому что все будут любоваться моей красотой.