Девушка из цветочной лодки
Шрифт:
— Ну… это довольно сложно, — промямлил казначей. — Ты еще не научилась вычитанию, что очень важно…
— Просто покажи. Сегодня всего лишь первое занятие. — Мне нравилось смотреть, как он вздрагивает, пока я вожу пальцами по колонкам цифр, сбрасываю костяшки на ноль, а затем выставляю сто пятьдесят четыре тысячи. — Делим на?.. Может, так…
Я держала другую руку на книге, когда казначей выхватил ее и сделал вид, будто изучает страницу.
— Шестьсот пятьдесят, как я сказал.
Костяшки яростно звенели, пока он описывал
— Почему ты убрал первую костяшку? — поинтересовалась я, и пальцы мошенника замерли на месте. — Мне показалось, что там была шестерка. Двести тридцать шесть. Но ты в конце убрал ту костяшку.
— Число не делится нацело. Я объясню на другом уроке, — процедил он, после чего стряхнул счеты и сунул их вместе с амбарной книгой под мышку. — Теперь мне надо сопровождать береговую команду и расплатиться со шпионами. С разрешения капитана, конечно.
Ченг Ят только отмахнулся.
— Спасибо, — улыбнулась я. — Очень интересный урок. Дверь каюты захлопнулась, и шаги казначея удалились. Ченг Ят глубоко вздохнул и потупился.
— Откуда ты узнала?
— Узнала что?
Он закатил глаза.
— Что он меня обманывает?
— А с чего ты вообще решил ему верить?
Я взяла пустые миски и вынесла их наружу.
дневного сна меня вырвали далекие глухие пушечные выстрелы — сначала два раза подряд, потом три.
Через несколько минут я уже стояла на палубе.
Форт казался тихим. Единственными кораблями в поле зрения были наши: эскадры Тунгхоя на севере и By Сэк-йи на юге, перекрывшие канал. Я никак не могла понять. откуда стреляли.
Кто-то закричал, другие принялись тыкать пальцем:
— Флот заморских дьяволов!
Черный корабль с квадратными белыми парусами пронесся мимо косы к северу от концессии, продолжая стрелять. Одна из джонок Тунгхоя дернулась. Наш артиллерийский расчет принялся готовить большие орудия: половина пороха затвердела и стала бесполезной.
Я заметила свою служанку Сю-тин, которая спускалась с ребенком в каюту. Сын истерически верещал, расстроенный суматохой и, судя по моей налитой груди, изрядно проголодавшийся. Я схватила его и забралась на ют, чтобы лучше видеть акваторию.
Иностранный корабль был один; его бушприт торчал, как меч. Со своим тонким корпусом и массивными парусами он казался красивым и смертельно ядовитым, как рыба-крылатка. Я быстро сбилась со счета, но даже с одного борта насчитала более тридцати орудий, которых хватило бы для непрерывного обстрела в течение целого дня.
Находившиеся в авангарде атаки джонки Тунгхоя бросились врассыпную, не сделав ни единого выстрела, а их поврежденный собрат остался позади, извергая дым.
Мы стали следующей целью. Иностранный корабль лавировал с поразительной скоростью и, судя по курсу, намеревался отрезать нам путь к востоку.
Малыш заерзал у меня на руках. Материнский инстинкт побуждал меня перенести его в каюту,
Ченг Ят поднялся по трапу с пистолетом в руке и побежал прямо к транцу.
— Что, черт возьми, делают эти дьяволы? — Он выстрелил в воздух и выругался: — Черепашье отродье!
Иинг-сэк ответил криком, и я еле удержалась, чтобы не присоединиться к нему. Флот By Сэк-йи вышел в открытое море, и все суда повернулись к нам транцами. Я вспомнила шутку его жены о кораблях, улепетывающих, как псы с поджатыми хвостами.
Иностранный корабль сделал еще три выстрела.
Ченг Ят ударил пистолетом по перилам и крикнул через головы матросов тхаумуку, а тот повторил приказ собравшимся внизу:
— Поднять паруса! Отойти на восток!
Нас преследовали неудачи. Мы натолкнулись на небольшой конвой торговых судов, но обнаружили, что их груз уже захватили другие пираты. Затем шайка фукинских бандитов, вышедшая далеко за пределы родных вод, приняла нас за торговый флот, и мы потеряли в бою несколько человек.
Каждый день Ченг Ят рвал и метал, а после молился. Он винил себя за плохое руководство. Проблема была не только в этом, и я пыталась объяснить, что необходимы более четкая организация и планирование, но муж всегда обрывал меня: мол, не твоего ума дело.
Однажды вечером я переодевала сына, когда Ченг Ят вошел в каюту в облаке винных паров и объявил:
— Мы атакуем форт Тинпак. Я все продумал. Сто человек сойдут на берег в пяти ли восточнее…
— Нет. — Я даже головы не подняла. Ребенок хихикнул.
— Что ты сказала?
— Никакой форт мы не будем атаковать.
Идея была глупая, и капитану следовало это понимать. С момента нашего дерзкого покушения на Оумун все форты и гарнизоны побережья приведены в состояние повышенной боевой готовности; безрассудно думать даже о набеге на порт, не говоря уж о большем. Может быть, он разошелся под влиянием алкоголя?
Ченг Ят наклонился к самому моему лицу, и его дыхание обожгло мне кожу.
— Я так понимаю, кто-то пытается отдавать мне приказы?
Проверив, надежно ли запеленала сына, я положила его на коврик. Мальчик ползал уже несколько дней, превращаясь из простого устройства для сосания и дефекации в почти осмысленное существо и наслаждаясь своими новыми навыками.
— Ты слышала, что я сказал? — Ченг Ят собирался пнуть меня по голени, но промахнулся и стукнулся ногой об пол. — Отвечай! Ты пытаешься отдавать мне приказы?
Йинг-сэк замер как вкопанный, губы у него дрожали, он был на грани слез.
— Говори тише, — потребовала я.