Девушка из Стамбула
Шрифт:
– В этой одежде я чувствую себя неловко, тутам. Мне стыдно в таком виде показываться на глаза отцу.
– А что в этом наряде не так? Не будешь же ты, как Сююм, ходить в школьной форме? Каждому возрасту – своё. Меняются времена, а с ними – и мода. Нельзя не считаться с законами жизни. Вот если бы ты накрасилась сверх меры, губы ярко намазала, тогда не только тебе, но и мне было бы стыдно за тебя. А у тебя всё в полном порядке. Идите пока вниз, накрывайте на стол. Я приду сейчас.
Девушки, смеясь и щебеча, готовились к приёму гостей. На длинном столе, рассчитанном на двадцать человек, появились тарелки, ножи, вилки. Хадича-ханум
– Ты ведь не знаешь их, – сказала Хадича-ханум, – привлечёшь к себе излишнее внимание. Будет лучше, если встретишь гостей здесь.
Девочки ушли.
– Смотри, Загида, – продолжала наставлять Хадича-ханум, – вот место твоего отца. Рядом сядет доктор, а с другой стороны – учитель Салих-бей. Возможно, подойдут ещё один-два человека. Их посажу я сама. Женщины, как положено, разместятся на противоположной стороне. Дальше – дети гостей. Дочь доктора учится в лицее, ты займёшься сыном учителя. Будешь также следить за тем, чтобы у отца и его друзей было всё, как положено. Смотреть, не нужно ли чего. Если сами забудут, будешь наливать им в рюмки вино. А я стану смотреть за всеми. После тебе придётся разливать чай – помогать девочкам.
Фатыха-ханум тоже подошла к столу, окинула его глазами.
– Всё готово, Хадича-бике, – сказала она. – Осталось только подождать готовности плова. Сейчас сделаю это. Пельмени, думаю, запустим, когда приедут гости. Хорошо?
– Да, да, Фатыха-ханум, верно.
Снаружи послышались голоса. Через калитку гости проследовали в сад. Хадича-ханум, взяв с собой Загиду, поспешила к ним.
– Прошу вас, доктор! Прошу Асма-ханум! Это старшая дочь наша Загида. Прошу вас, Салих-бей, Мафтуха-ханум! Дети, как ваши дела? Хочу познакомить вас, это Загида, наша старшая дочь.
Загида всем пожала руки.
– Машалла, – сказал доктор, – какой большой девушкой ты стала! Когда ты росла, натерпелся я от бабки твоей – уж до того упряма была! В две шерстяные фуфайки кутала тебя. Ребёнок уж красный весь от жары, а она знай своё талдычит. Вы что же, и теперь по две фуфайки носите?
– Нет, доктор-бей! – сказала Загида, краснея.
– В те времена в Стамбуле мода такая была, – сказал учитель Салих-бей. – Теперь детей так не кутают… Прошу, скорее рассаживайтесь.
Сели.
– Доктор-бей, – сказала Хадича-ханум, – не желаете ли сначала чашечку чая? У нас уже всё готово.
– Что скажешь, Салих? – спросил доктор.
– Валлахи [21] , Хадича-ханум, чашечка чая не повредит после долгого пути. Во рту полная сушь.
Хадича-ханум подошла к самовару и, достав из чайницы две ложки чая, высыпала в маленький чайник. Загида вспомнила, как Хадича-ханум учила её.
– Из большой коробки две ложки, из средней одну ложку, из маленькой пол-ложки… Когда бывают гости, чай надо заваривать в такой пропорции. Поставь чайник на самовар и следи, чтобы вода в нём не закипела.
21
Валлахи – клянусь Аллахом.
Чай
Хадича-ханум достала из-под стола бутылки с вином и наполнила рюмки женщин. Инженер взял в руки бутылку и сказал:
– Доктор, а не поднять ли нам по одной до еды?
– Говорят, гость – это раб хозяина, поступай, как знаешь, – отозвался тот.
Учитель Салих тоже поддержал их. Налили всем, обнесли только сына учителя, дочь доктора, Загиду и детей. Загида недоумённо посмотрела на Хадичу-ханум, потом перевела взгляд на отца. Вместо них ответил доктор:
– Да это же не крепче кумыса. Впрочем, дружище, ты, наверное, ещё не знаешь, что такое кумыс. Очень даже достойный напиток! За вас, почтенные! – поднял он рюмку.
С закусками расправились быстро. Подали пельмени. Загида усиленно угощала мужчин, предлагала то одно, то другое, наполняла их рюмки. Не забывала и о женщинах.
Празднество разгоралось. Мужчины заговорили о событиях на родине. Женщины говорили о детях и о книгах, переведённых на турецкий. Загида старалась поддержать разговор, насколько это было в её возможности. Хадича-ханум взглядом поощряла её. Отец часто обращался к ней с просьбой подать то и это, как бы руководя застольем. Доктор радостно заливался соловьём, беспрерывно переходя с одной темы на другую. Вспоминал, как на родине мальчишкой совершал набеги на яблоневые сады, как однажды Шариф-бабай, хозяин сада, поймал его и раздел догола, как он после задами крался домой. Доктор рассказывал так потешно, что все просто покатывались со смеху. Учитель Салих над каждым словом хохотал, как ребёнок.
После кофе Хадича-ханум предложила подышать воздухом. Все вышли в сосновую рощу. В доме остались лишь хозяйка и работница.
Женщины сбились в собственную компанию. Дети окружили велосипед Тимура. Сююм и Гульчачак общались со своими сверстницами.
Мужчины шагали не спеша, переговариваясь. Загида шла с сыном учителя и дочерью врача. Они спорили о литературе, о философии. Все трое слабо знали историю здешних мест, но рассуждали, как знатоки, и яростно отстаивали свои ошибочные взгляды.
Мужчины остановились перед песчаной косой, уходившей далеко в море, и любовались природой.
– Взгляните на море, – говорил доктор, – на холмы острова, что перед нами. Не правда ли, это так похоже на наши Услонские горы за Иделью? Смотри, Вахит!
– Да, да, если очень постараться, сходство можно увидеть, – отозвался инженер.
– Нет, нет, – возразил учитель, – это точь-в-точь уфимская гора над Димом. В том месте, где он вливается в Агидель. Широкое степное раздолье… Я вижу, как бродят по нему овцы… Вы почувствуйте, какой дивный аромат доносится оттуда. Похоже, это запах ковыля и кымыза.
– Да, пахнет кымызом, – подтвердил доктор.
– А я к запаху трав равнодушна, – сказала Асма-ханум, – мне больше нравится запах красных казанских яблок! Такого аромата нет нигде в целом свете!
– А вкус какой!.. – подхватила другая гостья, – сладость какая… Отчего бы это? – Здесь такое обилие ягод, фруктов, а вкуса никакого. Земля у нас – это же дар небес!..
– Да разве только яблоки, Асма-ханум? А репа какая, репа! – воскликнул инженер Вахит. – Какой дивный вкус, а? Мы с ровесниками репу воровали, ходили за ней очень далеко, в соседние аулы.