Девять хвостов бессмертного мастера. Том 3
Шрифт:
Что он мог им ответить?
Звали его Чангэ. Фамилии у него не было. Некогда он был небожителем.
[277] Чангэ остаётся в деревне Синхэ
– Ты из столицы, даочжан? – спросил староста, велев хозяину постоялого двора накормить даоса.
Чангэ поднял ладонь, отказываясь от еды. Он так и не привык к ней, хоть бродил по миру смертных вот уже пятьдесят лет, и принимал пищу лишь в исключительных случаях, когда ничего другого не оставалось: скажем, зимой, когда солнце было слабое или не всходило вовсе, питаться инедией было невозможно.
Ему бесконечно сложно было вжиться в смертное тело. Его лишили статуса небожителя и всех рангов и вышвырнули с Небес. Он упал падучей звездой среди горной долины и выжил лишь благодаря духовным силам, которых его, по счастью, не лишили: он был книжным червём, и они посчитали, что духовных сил у него нет вовсе.
С тех пор он бродил по миру смертных, бесприютный скиталец, иногда лечил людей, но всё чаще изгонял злых духов и демонов. Он прочёл много книг и знал, как это делается.
Иногда ему приходилось скрываться: флёр небожителя всё ещё окутывал его, и нередко случались «чудесные явления», как это называли смертные, – деревья, например, зацветали. Тогда ему начинали досаждать приношениями и просьбами, принимая его за воплощение какого-нибудь бога. Он не был богом и чуда сотворить не мог, поэтому покидал те места, где проявил себя, как только представлялась такая возможность. От больших городов он старался держаться подальше: там «чудеса» замечают быстрее, чем где-нибудь в глуши.
– Ты немой, даочжан? – предположил староста, когда Чангэ так и не ответил ни на один из его вопросов. – Или это обет молчания?
Чангэ сделал над собой усилие, чтобы заговорить. Голос смертного тела он тоже ещё плохо контролировал. Если в него прорывалась духовная сила, людей валило с ног, стоило ему произнести хотя бы слово. С этим стоило быть осторожнее: пару раз его из-за этого приняли за демона и попытались убить.
– Я не немой, – ответил Чангэ с хрипотцой, – но я много лет провёл в молчании и отвык разговаривать.
Этим объяснением старики удовольствовались.
– Даочжан, где твой дом? – спросил старый Ли.
Чангэ покачал головой. Старики переглянулись, оживившись: похоже, этот даос – бездомный.
Шаман откашлялся и сказал:
– Даочжан, почему бы тебе не остаться в деревне Синхэ?
Чангэ опять покачал головой и выговорил:
– Я хожу по свету и изгоняю злых духов.
– Ну так и ходи на здоровье, – сказал староста, – просто тебе будет куда возвращаться.
– Тут поблизости и водопад есть, – покивал шаман, который кое-что смыслил в культивации.
Он слышал, что даосы медитируют, стоя под водопадом, чтобы избавить себя от мирских страстей.
– Нам даос позарез нужен, – пожаловался старый Ли.
– Для чего?
– Чтобы вернуть деревне удачу, – сказал староста.
Чангэ нахмурился и сказал:
– Даосы не талисманы для привлечения удачи. А я скорее навлеку на вашу деревню невзгоды.
Ещё одна причина, по которой он не оставался долго на одном месте. Чангэ опасался, что может навлечь беду на людей, с которыми живёт. Его изгнали с Небес, но он не был уверен, что его наказание ограничивается лишь ссылкой. Небесный император, бывший ему прежде братом,
– Об этом переживать нечего, – сказал староста. – Хуже того, что уже есть, не будет. Наша деревня будто сама неприятности притягивает. Глядишь, твои невзгоды сойдутся с нашими неприятностями да и превратятся в удачу.
Чангэ сильно в этом сомневался. Но слова старосты вызвали у него любопытство.
– Эта местность притягивает беды? – спросил он вслух.
– Ещё как притягивает! – воскликнул старый Ли. – Рыба, вон, из реки ушла.
– Кто о чём, а он о своей рыбе! – фыркнул шаман.
Чангэ поглядел по сторонам. Ауры Скверны он в этой деревне не чувствовал, но ощущал какую-то… пустоту, что ли?..
– А храм какого бога здесь находится? – уточнил он.
Боги нередко забывали о своих прямых обязанностях, а при новом Небесном императоре совсем распустились, так что Чангэ не удивился бы, если бы какой-нибудь бог удачи просто позабыл отметить это место на карте миров.
– Так нет у нас храма, – покачал головой шаман. – Говорят, когда семья Цинь жила здесь, то и святилище было, а когда уехала, то и алтарь с собой увезла.
– Так не годится, – нахмурился Чангэ. – Того гляди, сюда ещё и злых духов притягивать начнёт.
Шаман закивал:
– Злой дух у нас тоже имеется, живёт в заброшенной хижине на берегу Синхэ.
– Показывайте, – велел Чангэ.
Заброшенная хижина стояла на берегу реки, невдалеке от того водопада, о котором упомянул шаман. Злой дух оказался всего лишь заблудшим духом, Чангэ без труда выпроводил его из этих мест и направил куда следует.
Хижина показалась ему подходящей, и он сказал:
– Сделайте здесь храм Речного бога. Тогда в реку вернётся рыба.
Но деревенские ничего не смыслили в храмах, и Чангэ пришлось остаться, как он полагал, ненадолго, в деревне, чтобы всему их научить.
Полагал – ненадолго, а вышло – навсегда.
[278] Даос из Речного храма
Чангэ жил в заброшенной хижине на берегу Синхэ вот уже несколько тысяч лет. Хижину теперь называли Речным храмом.
Чангэ не планировал оставаться в этих местах так долго, но люди поколение за поколением уговаривали его, а он не мог им отказать. Люди были слабы, нуждались в защите. Он учил их преодолевать невзгоды, но старики умирали, а новые поколения людей были ещё слабее прежних, и всё приходилось начинать заново.
Люди считали его не то полубогом, не то святым человеком. И хоть Чангэ и назывался даосом из Речного храма, но приношения люди оставляли скорее не богу реки, а самому Чангэ. Они верили, что пока даос живёт здесь, то и удача от них не отвернётся. Чангэ не замечал этого, но его присутствие благотворно влияло на эту местность.
Если он не отправлялся куда-нибудь изгонять злых духов, то медитировал в Речном храме или у водопада. Он значительно повысил свою культивацию за эти годы и для смертного был невероятно силён.