Девять хвостов бессмертного мастера. Том 3

Соул Джин

– Это твой настоящий облик? – спросил Чангэ.

Шу Э кивнула. За тысячи и тысячи лет она настолько вжилась в эту личину, что считала её своей настоящей кожей.

– Могу я спросить? – начал Чангэ, хмурясь. – Это не слишком приличный вопрос, но я должен это выяснить, чтобы знать, как дальше вести себя с тобой.

Шу Э вопросительно выгнула бровь.

– Ты женщина или мужчина? – прямо спросил Чангэ.

Лицо Шу Э вспыхнуло. Она бросила на Чангэ возмущённый взгляд, дёрнула воротник своего одеяния и спросила сердито:

– Так достаточно ясно?

Она

фыркнула и провалилась в тени.

Чангэ остался один. Лицо у него тоже было красное, а грудь отчего-то зашлась частым, неглубоким дыханием. Он растерянно слушал, как пульсация сердца в груди превращается в громогласный стук, отдающийся даже в ушах. За тысячи лет он и позабыл, отчего так бывает.

[285] Искушения Чангэ

Чангэ открыл глаза. Ни сон, ни пробуждение не принесли ему покоя. Телом владело странное напряжение. Он лежал в своём углу, пытаясь определить, что с ним не так. Пульс хорошо прощупывался, недуг его застать врасплох не мог.

Чангэ машинально провёл руками по телу, ладонь споткнулась о твёрдое горячее препятствие чуть ниже живота, тело ответило дрожью и пробежавшим под кожей холодком.

Чангэ растерялся. Трепет тела был вызван утренним напряжением корня жизни. Чангэ тысячи лет умерщвлял свою плоть и достиг определённых успехов. И вдруг – внезапное пробуждение? Сны ему не снились в эту ночь, ни о чём сомнительном, проснувшись, он не думал, почему же корень жизни ожил? Напряжение в нём стало болезненным, Чангэ прижал обе ладони к животу, стараясь выровнять дыхание и вернуться в отрешённость даосизма.

Чтобы отвлечь себя, он стал думать о событиях прошлых дней.

Демоница оказалась птичьим духом. Безоговорочной победой над силами зла это не назовёшь, но ему всё же удалось заставить птичьего духа отказаться от неприличных затей благодарности за спасение ради. Птичьи духи – сродни демонам, так считалось в мире смертных. Чангэ следовало изгнать его. Но ведь птичий дух не причинял вреда людям, только посягнул на его, Чангэ, святость, но и то по незнанию или недоразумению…

Конечно, это не злой дух, но… беспокойный и бесцеремонный. Чангэ припомнил, как Шу Э распахнула перед ним одежду. Корень жизни неожиданно встрепенулся на это воспоминание, напряжение усилилось, Чангэ перевернулся на бок, скорчился, крепче зажимая низ живота. Почему именно сейчас? Почему именно на это воспоминание? Казалось, он потерял способность мыслить ясно, мысли крутились лишь вокруг пламенеющего позывами плоти корня жизни.

Он выбрался из постели, добрёл до водопада и встал под ледяные струи. Обычно это приносило ему облегчение, мозг прояснялся. Но сейчас Чангэ лишь дрожал от холода, буквально стуча зубами, а огонь внизу живота разрастался, будто падающие ледяные капли подпитывали его.

Шу Э появилась в Речном храме, не утруждая себя тем, чтобы входить через дверь. Чангэ в хижине не оказалось, но свёрнутое верхнее одеяние лежало возле циновки, на которой даос спал. Шу Э верно предположила, что Чангэ отправился к водопаду. Она собрала одежду

Чангэ и отправилась туда же. Слух у неё был отличный, она далеко расслышала, как стучат зубы у истязающего себя ледяной водой даоса.

Шу Э остановилась у кромки воды – водопад образовывал озерцо – и, поглядев на Чангэ, сказала:

– Никогда не понимала, зачем при культивации истязать физическое тело. Какое благотворное влияние на душу или Ци могут оказать физические страдания?

Чангэ хмуро поглядел на неё в ответ. Меньше всего ему хотелось сейчас видеть Шу Э. Он только-только взял под контроль собственные инстинкты, и корень жизни начал засыпать…

Солнце золотилось вокруг, роняя блики на воду и солнечных светляков на землю. Шу Э действительно была хороша собой. Её расшитое золотом одеяние отражало свет, а серые глаза поглощали тени, превращаясь в провалы, похожие на разломы миров. Разве так должен выглядеть птичий дух? Чангэ ощутил, как растёт беспокойство корня жизни.

– Уходи, – велел он сурово, – хватит меня искушать!

Шу Э, которая ничего подобного не делала, высоко вскинула брови. Чангэ выбрался из воды, отнял у Шу Э одежду и стал натягивать её. Шу Э поглядывала на него вполглаза. Нижнее одеяние промокло насквозь, облегая статную фигуру даоса. Выглядело многообещающе. Во всех смыслах. Шу Э слегка смутилась собственным мыслям и настроениям.

– Я не демон, – сказала она вслух, – я никого не искушаю. Ты не простудился? У тебя красное лицо.

Шу Э протянула руку, чтобы проверить, нет ли у даоса жара, но Чангэ от неё отшатнулся. Шу Э это покоробило.

– Я не прокажённая, – резко сказала она. – Незачем так явно выражать своё отвращение.

– Мне нездоровится, – выдавил Чангэ. – Тебе стоит держаться от меня подальше.

– О, вряд ли я подхвачу смертную простуду, – фыркнула Шу Э и всё-таки, изловчившись, потрогала у Чангэ лоб. – Ты весь горишь. Вот что бывает, когда лезешь в ледяную воду вопреки своей смертной природе. Ты ведь всего лишь человек теперь.

– Откуда ты об этом знаешь? – Чангэ локтем отодвинул Шу Э от себя.

Он стоял слишком близко, к лицу опять начала приливать кровь, недозволенные мысли пытались пробиться сквозь закрытое сознание.

– Так… – уклончиво сказала Шу Э. – У меня нет полной уверенности, что смертным полагается такое знать. Ты даос, ты наверняка придумаешь подходящее объяснение.

Она засмеялась. Чангэ невольно подметил, что у Шу Э очень белые зубы, слегка заострённые на концах. Солнце поблескивало и на них.

– Давай вернёмся. Я заварю тебе укрепляющий чай. Не ровен час, ещё на самом деле разболеешься.

Чангэ развернулся и полез обратно в водопад. Шу Э всплеснула руками и, схватив его за локоть, стала тянуть из воды. Чангэ рассерженно сбросил её руку… Раздался громкий всплеск. Шу Э не удержалась на ногах и плюхнулась в воду.

– Ну вот! – сказал она сердито, вставая, вода лилась с неё ручьями. – Теперь и я промокла.

Взгляд Чангэ остекленел. Ему не полагалось видеть то, что он увидел… и ему нравилось то, что он видит.