Девятый чин
Шрифт:
— Не надо. — Подавленный состоявшейся беседой, Андрей двинулся из кабинета. — Нет тела, нет и дела.
— Умница, — вздохнул за его спиной Кузьмич. — Заходи после дежурства. Сыграем в шахматы. Тем более что господин Дрозденко аккурат на следующее утро после возвращения Капкана с Брусникиным опять пересек воздушную границу. Рейсом авиакомпании «Люфтганза».
— Не может быть! — Хотя дверь открывалась наружу, Шолохов зачем-то дернул ручку на себя и резко обернулся к следователю. — Кузьмич! Это же… Хотя… Если с изрезанной физией, то возможно… Контролера
— Ты на дежурство не опаздываешь? — Следователь Кузьмичов снял телефонную трубку и накрутил внутренний номер. — Как ты выражаешься, «физия» у него соответствовала. Иначе бы он паспортный контроль не прошел. Таможенников опрашивать бессмысленно — они таких Дрозденко несколько тысяч на дню пропускают… Алло, Гудков?! Живо ко мне!
Андрей с утра должен был заступить на дежурство по отделению, но он уговорил своего приятеля, майора Бабочкина, бодрствующего вторые сутки, обождать несколько минут. Разумеется, где несколько минут, там и все полчаса.
— Вот что. — Следователь захлопнул увесистый труд. — У меня в Интерполе знакомый служит. Проверю-ка я через него одну версию.
— Одну, — отчужденно повторил за ним опер.
— Проверил бы две, но вторая пока отсутствует.
— Старший сержант Гудков по вашему приказанию прибыл! — громовой голос, грянувший за спиной Андрея, вернул сотрудников районного отделения к насущным проблемам.
— Сколько раз я тебя просил, Гудков, привинтить ручку шурупами? — накинулся Кузьмич на старшего сержанта.
— Так точно, три! — молодцевато доложил подчиненный.
— А сколько раз ты ее привинтил?!
— Шурупов достойных не было, — успокоил Гудков разъяренное начальство. — Я в кабинете Войтенко скручу. Латунные.
— Хоть в кабинете Лужкова! — рявкнул Кузьмич. — Андрей! Верни ему ручку!
Вернув Гудкову оторванную ручку, Шолохов поплелся на дежурство.
«Значит, Дрозденко соскочил все-таки, — мрачно размышлял опер, листая регистрационную книгу с записями последних происшествий. — Кузьмич на него, понятное дело, оформит запрос в международный розыск. Но искать его хлопотно и долго. А вот труп Никиты мы найдем обязательно и скоро. Уличный грабитель уложит его кастетом за две сотни. И я ничего не смогу поделать».
— Дежурство сдал, — на ходу засыпая, промямлил Бабочкин.
— Принял. — Андрей остался наедине со своими мыслями за пластиковой перегородкой.
Впрочем, ненадолго. Телефон зазвонил почти сразу. Почти сразу кому-то захотелось посадить в тюрьму пьяного бомжа, спящего на подоконнике, потом — обезвредить баночку из-под гуталина, брошенную на расчерченных мелом квадратах под окнами, потом — упечь в колонию какого-то Мякишева, посмевшего выгуливать без намордника овчарку, и так далее.
Шолохов посмотрел на часы. Зоя обещала позвонить оперу в участок сразу по окончании репетиции. Минуло девять вечера. Андрей почувствовал нарастающую тревогу, и тревога эта никак его не оставляла. Хотя работы было полно. Очередной наряд загнал в «предбанник» стайку пьяных школьников. Двое патрульных доставили азербайджанца без справки
— Цветы есть? — спросил Андрей.
— Будут, командир! — заволновался уличный торговец. — Сейчас у товарищей возьму!
— Бананы тоже оставь. Коробки хватит.
Отобрав у бакинского гостя паспорт, опер отпустил его под честное слово. Бананы велел поделить молоденьким патрульным. Вскоре и паспорт азербайджанца был обменен Шолоховым на шикарный букет еще не распустившихся белых и розовых тюльпанов.
«Пусть Зойка порадуется. — Андрей, наполнив трехлитровую банку водой в туалете, воткнул в нее „отступные“. — Не всё актеров цветами одаривать. Художники тоже нуждаются в поклонении».
— Опять резина лысая, — доложил, заходя с улицы, механик-водитель Войтенко, сводный брат участкового.
Андрей выглянул в зарешеченное окно. Над Крылатским сгущались тучи.
Точно так же выглянул в окно «Лендровера» и Шустрый. Не заглушая двигателя, он сидел за рулем у знакомого подъезда.
Час назад Байкер информировал Малюту по телефону, что объект наблюдения вернулся в квартиру один.
— По коням! — скомандовал предводитель своим боевикам, заседавшим в штабе.
— В квартире может ждать засада, — предупредил его Хариус.
— Засада может, а мы — нет! — Глеб Анатольевич протер десны остатками употребленного кокаина. — Я с них три шкуры спущу.
Сборы были недолги. Около 23.30 представительная делегация в составе Малюты, Хариуса, Пузыря, Соломона и штатного головореза Родимчика стояла на лестничной площадке у бронированной двери с номером «132» на латунной табличке.
Из квартиры напротив за ними наблюдал в глазок Байкер. Рядом маялась Алевтина.
Близился момент истины.
— Вышибай! — Малюта пнул башмаком дверную обивку.
— Только бесшумно! — прошептал нервничавший больше всех Соломон. Обратно в колонию ему не очень хотелось. Можно сказать, совсем не хотелось.
Хариус прислонил кувалду к стене и нажал на кнопку звонка. С обратной стороны никто не отозвался.
— И долго я буду тут стоять? — Глеб Анатольевич сумрачно посмотрел на Хариуса.
Тот достал из кобуры «Вальтер», а Родимчик передернул затвор помпового ружья.
Взявшись за ручку, телохранитель Малюты осторожно повернул ее и дернул дверь на себя. Бронированная дверь подалась неожиданно легко.
Глеб Анатольевич с Хариусом переглянулись и вошли в прихожую. Родимчик с Пузырем заняли позицию чуть сзади. Последним, озираясь, шагнул внутрь и Соломон.
— Скверное предчувствие, — прогнусавил он, вздрогнув. — Нос чешется.
— Чешется — почеши, — осклабился Пузырь.
Малюта показал ему кулак и жестами поделил между боевиками направления поиска.
Караван, рассредоточившись, двинулся в глубь квартиры.
Соломон, которому достались кухня и ванная, начал с ванной. Санузел был просторный и совмещенный. Соломон присел на стульчак. Сердце его бешено трепыхалось, будто дрозд в силках птицелова.