Дипломатическая быль. Записки посла во Франции
Шрифт:
Не очень продолжительное это заседание завершилось достаточно ясным результатом: если Эйзенхауэр не пойдет навстречу Хрущеву, совещание должно закончиться, так по существу и не начавшись. Вечером того же дня Хрущев изложил свою позицию публично на многолюдной пресс-конференции, подчеркнув, что будет ждать ответа американского президента. Сам же на следующий день утром отправится в сопровождении министра обороны маршала Малиновского Ю. Жукова, посла и меня в Шампань искать деревню, в которой стояла часть Малиновского во время первой мировой войны, когда русский экспедиционный корпус был направлен во Францию для помощи французским войскам. Хрущев был в отличном расположении духа. Он нашел адекватную его на строениям развязку мучившей его в последние недели проблемы, порожденной Вашингтоном, так некстати заславшим в советское небо Пауэрса. В момент, когда мы в открытой маши не
Перед отлетом в Москву Хрущев еще раз посетил де Голля. Он подробно разъяснил мотивы своих действий. С учетом несомненной досады де Голля в связи с тем, что Пария из-за столкновения между СССР и США стал местом «совещания-выкидыша», как его окрестили журналисты, советски: премьер специальное внимание уделил тому, чтобы оградит советско-французские отношения от негативных последствие случившегося. Де Голль Эйзенхауэра не оправдывал, хотя и не разделял полностью оценок, которые Хрущев давал президенту США. Что же касается отношений между Францией; СССР, то он, казалось, тоже проявлял заботу о них и даже подчеркивал, что «провал совещания в верхах не должен оказать какого-либо отрицательного влияния на дальнейшее и развитие». Все намеченное во время визита Хрущева в марте апреле, говорил он, остается в силе.
После срыва совещания в верхах в мае 1960 года в международной обстановке последовала полоса усиления напряженности. Она захватила и отношения Советского Союза с Францией. По германскому вопросу и в кубинском кризисе, который стал высшей точкой противостояния СССР и США, де Голль не только занимал сторону США, но и порой придавал своим заявлениям особую жесткость. Негативную реакцию в Москве вызывало форсированное сближение Франции и ФРГ. В свою очередь, Париж остро отреагировал на признание Советским правительством де-факто временного алжирского правительства в октябре 1960 года. Из Франции последовало предупреждение: если Советский Союз признает алжирское правительство де-юре, это повлечет за собой разрыв дипломатических отношений между Францией и СССР. 18 марта 1962 года между французским правительством и временным правительством Алжирской Республики были заключены соглашения о прекращении военных действий в Алжире на условиях осуществления самоопределения алжирского народа. На следующий день Советское правительство признало временное правительство Алжирской республики де-юре и заявило о готовности установить с ним дипломатические отношения. В ответ французское правительство отозвало из Москвы своего посла Дежана. Советскому послу было заявлено, что он «должен вступить в прямой контакт со своим правительством». Эта элегантная формула означала требование отъезда посла из Парижа. Отношения были, таким образом, снижены до уровня поверенных в делах.
В январе 1963 года был подписан франко-западногерманский договор о сотрудничестве. Этот шаг вызвал взрыв критики в Советском Союзе.
Я не отношу себя к знатокам германского вопроса. Как и многие, на веру воспринимал проводившуюся тогда нами линию резкого осуждения политики ФРГ. В то же время чем дальше, тем больше было видно, что Париж набирает очки перед ФРГ, выступая в роли непреклонного защитника ее интересов, а это, в свою очередь, отравляет наши отношения с самой Францией. Вместе с тем проблема гармоничного сочетания двух этих направлений — французского и германского — одна из важнейших задач для внешней политики нашей страны. Об этом свидетельствует более чем вековая история. Во время, о котором я веду рассказ, мы только начинали нащупывать пути придания динамизма нашим действиям в этой области, их правильной увязки в современной международной обстановке. А пока отношения СССР и с Францией, и с ФРГ были очень плохими.
Политические контакты с Францией оказались сверну ми. В проблему превращалось даже получение виз для го док во Францию по линии общественности.
В июле 1963 года меня направили на работу в посольство в Париже в качестве первого секретаря. Послы Советского Союза и Франции после отсидки в течение нескольких месяцев в столицах своих государств успели к этому времени вернуться на свои прежние места, и то, что ни одна из сторон пошла на назначение новых послов, было проявлением известной преемственности в отношениях, однако в остальном картина продолжала оставаться мрачной.
С. Виноградову, как и тем, кто убежденно поддержал его в посольстве, — к очень немногим таким дипломатам относился и я — положение, складывавшееся в наших отношениях с Францией, представлялось иррациональным. Алжирская
Даже первая задача — визит де Голля в нашу стран представлялась весьма амбициозной. Что же касается второй, то она была близка к политической фантастике. Добавьте к этому, что не только в Москве, но даже в нашем посольстве, то есть среди тех, кто находился в прямом контакте с французской действительностью, люди, скептически относившиеся к таким замыслам, составляли подавляющее большинство.
Более того, и в Москве, и в Париже было немало и активных противников такой политики. Одни из них считали советско-французское сближение недопустимым по идеологическим соображениям, другие полагали, что в мире, скованном холодной войной, две страны из противостоящих лагерей не способны сказать какое-либо живое слово, третьи, наконец, будучи подвержены силе инерции, полагали, что спокойнее жить по старинке, без попыток перемен.
Однако, движимые энтузиазмом, мы были настроены оптимистически.
С. Виноградов активно использовал тот факт, что не так давно я побывал во Франции в роли переводчика Н. Хрущева во время столь успешного визита туда советского руководителя. Он брал меня с собой на самые ответственные свои беседы с де Голлем, с ведущими политическими деятелями страны, предоставляя большой простор для действий мне самому, Я обратил главное внимание на контакты на Кэ д’Орсе, затем на аппараты премьер-министра и Елисейского дворца. Уже первые знакомства показали, что двери там открываются, и я быстро, даже в положении первого секретаря, оказался вхож в кабинеты руководителей основных департаментов и служб министерства иностранных дел. Посол поддержал мое предложение о создании в посольстве специального реферата по советско-французским политическим отношениям, в задачу которого входило выявление квинтэссенции наших отношений во всех областях и подготовка предложений о том, как двигать их вперед. Мою работу посол замкнул на себя, что придавало мне уверенность, хотя и требовало немалой деликатности в отношениях с посланником и советниками посольства.
Одним словом, направление усилий посольства было определено, но в конце августа того 1963 года С. Виноградов отправлялся в очередной отпуск все еще без багажа каких бы то ни было достижений. Они пришли, и пришли, как это бывает, даже в такой, казалось бы, организованной области деятельности, как дипломатия, неожиданным образом. Случилось это так.
Посольство получило из Москвы информацию о том, что в марте 1963 года жюри некоей «премии Галабера» присудило эту премию за выдающийся вклад в развитие астронавтики первому в мире космонавту Ю. А. Гагарину. Правда, не одному. Другими лауреатами были американский космонавт Глен, два советских и несколько французских ученых. Основатель премии Галабер выражал надежду, что лауреаты смогут лично получить награды в Париже в период проведения во французской столице большого международного астрономического конгресса в конце сентября — начале октября. Москва спрашивала наше мнение, как отнестись к этому.
Имя Гагарина гремело по всему миру. Он был желанным гостем в разных концах земного шара. Его приглашали монархи, президенты, правительства. Но на такую возможность во Франции, с учетом рассказанного выше о состоянии наших отношений с этой страной, рассчитывать не приходилось. Вместе с тем у посольства не было сомнений в полезности приезда Ю. Гагарина во Францию, о чем мы и поспешили сообщить в Москву. Но выдаст ли французское правительство визу советскому космонавту? Москва поручила нам выяснить это прежде, чем принимать окончательное решение. Мне было поручено детально разобраться во всем этом.