Доброе утро, Царь!
Шрифт:
Раздавленная отчаянием и своей виной Иарра даже не пыталась понять, что они станут делать с пленником кристалла, разрушить который может лишь она. Неважно, что они придумают, какие пытки изобретут. Убить Имира невозможно. Быть может, когда-нибудь, тысячу лет спустя, она возродится в другой, как возродились в ней самой Лада и Элетия и все-таки освободит его. Но для Арша – для всей земли – будет слишком поздно. На заре веков этот мир был иссохшей пустыней, пастбищем хладных демонов. Таким же он станет в конце. Сегодня ночью ей довелось увидеть распахнутое
Так ничего и не добившись, жрецы оставили ее в покое – на время. Она ожидала побоев, унижений, пыток, но оказалась просто заперта в одной из пустых комнат левой половины дома. Двое Бессмертных не сводили с нее глаз, в дверь через каждые несколько минут заглядывал жрец. Иарра задумалась, известно ли Римушу, где она, попытается ли он ее спасти? Потом решила – неважно. Что сделает Бездомный жрецам, если он с самого начала был всего лишь орудием одного из них? Если захочет ей помочь, лишь только навредит себе. Пусть лучше считает, что она сбежала, бросила его – тем более, что это правда.
Ее время уходило. Она знала это, так же, как знала, почему жрецы не стали ее пытать, добиваясь ответов. С заходом солнца вернутся хладные демоны, и ей придется выбирать – лишиться души, превратившись в одну из Бессмертных или подчиниться воле жрецов, раскрыть им все свои тайны, стать их орудием, как Римуш. Но она – Самурхиль, а Самурхиль не может быть ничьим орудием.
Остается умереть, и сделать это нужно до захода солнца. Выбрать способ понадежнее простой остановки сердца и уйти, как ушел дед.
Лада и Элетия молчали. Они понимали то же, что понял Исхфан, отчего и решился оставить ее одну: у Иарры не хватит смелости снова покончить с собой. Тогда, ночью, возбужденная и напуганная, ослабевшая от использования Силы, она смогла. Теперь – нет.
«Прости меня, дед. Я боюсь».
Она сидела, поджав ноги, на полу – кроме нее и Бессмертных, в комнате был лишь десяток высоких, в половину человеческого роста, пыльных кувшинов из-под вина и масла да лампа, подвешенная на крюк возле двери. Ее огонь освещал середину комнаты, углы же скрывал мягкий, тоже пыльный полумрак. Над головой смутно белел украшенный лепниной потолок. Окон не было. Когда за стенами трубили полдень, утробный звук едва долетел до ее слуха. С тех пор прошел уже час или два.
Постепенно Иаррина опустошенность перетекла в дремоту, и она уступила, свернувшись калачиком на полу, даже обрадовалась возможности ускользнуть от страха – в сон. Он был пустым, пыльным и тихим, без видений и навязчивых голосов. В нем хотелось остаться навсегда. Когда пришел Римуш и разбудил ее, Иарра с трудом заставила себя разлепить глаза.
– Что ты натворила? – спросил ее Римуш. – Это все правда? Говори, правда?
– Я не знаю, что тебе наговорили.
Иарра приподнялась и села. Волосы, одежду и лицо облепила пыль. Римуш в ярко-зеленом с золотом одеянии возвышался над ней. От него пахло духами и дорогим вином. Голову его украшал золотой венец. Непонятно было, кто здесь Высший, а кто Бездомный.
– Ты –
– Это ложь, – сказала Иарра. – Еще что-то?
– Ты сбежала и пробралась в храм. Ты колдовала, хотела убить богов! Это – тоже ложь?
Иарра слабо усмехнулась – очень уж странно это прозвучало.
– Если их можно убить, какие же они боги?
– Ведьма, – прошептал Римуш. – Ты все это время была Высшей!
– Конечно, я была Высшей, Римуш. Я не могу перестать быть собой. Но это не значит, что я тебе враг.
Римуш наклонился, схватил ее за волосы и дернул вверх. Иарра вскрикнула, поднимаясь на ноги:
– Отпусти!
– Ты, ведьма, – он дышал вином ей прямо в лицо, – я тебя любил, сука! Чтоб ты сдохла!
Резко отшвырнул ее от себя, так, что она ударилась о стену. Развернулся и пошел к двери. Бессмертные смотрели на них обоих равнодушными взглядами мертвецов.
– Меня убьют, ты об этом знаешь? – спросила Иарра вслед.
– Сама виновата. Станешь Бессмертной, мне плевать.
– Римуш, подожди, – он уже открыл дверь, и она воскликнула: – Всего одна просьба, последняя!
Он остановился:
– Ну?
– Можно мне увидеть Ташу? Проститься с ней?
Римуш изменился в лице. Иарру ударило такой скрученной болью, злобой и безнадежностью, что она согнулась пополам. Бросилась к нему, забыв обо всем:
– Что, что случилось? Говори же!
– Ее нет, – мертвым голосом сказал Римуш.
– Что?!
– Ты виновата. Исхфан сказал, боги наказали меня из-за тебя.
Теперь уже Иарра повисла на нем, хватаясь за его одежду.
– Когда это произошло?
Римуш не шевельнулся.
– Ночью. Я искал тебя, куда ты делась, а нашел ее… такую.
– Бессмертную? – прошептала Иарра.
Он кивнул.
– Римуш, если она стала… Бессмертной сегодня ночью, значит, заразилась раньше, вчера, может, позавчера! Это не моя вина!
– Сдохни, – Римуш оттолкнул ее и вышел прочь.
– Стой! – Иарра кинулась следом, но твердые руки Бессмертных отшвырнули ее назад. – Римуш, подожди! Позови Исхфана! Скажи, я хочу все ему рассказать!
Она кричала в закрытую дверь. Едва ли он услышал.
«Что ты делаешь?!» – дружно ахнули Лада с Элетией.
«Оставьте меня! – она ударила их своей виной и болью утраты, погнала из своих мыслей прочь. – От вас никакого толку, вы только все портите! Я сама все сделаю, вам ясно?!»
Стало тихо – снаружи и внутри. Эссардцы снова застыли у двери неподвижными статуями. Иарра вернулась на прежнее место и села на пол. Слезы стекали по щекам и капали в пыль. Таша, Таша, Таша…
Когда открылась дверь и вошел Исхфан, а следом – Римуш, она не встала и не вытерла слез, только приподняла голову и взглянула на них. Без сомнения, ее вид был достаточно жалким, чтобы у жреца не возникло никаких сомнений в собственной победе.