Дочь Двух Матерей
Шрифт:
— Да, это так, — подтвердила девушка. — Значит, в Озаланду. Я покажу тебе новые районы и расскажу, как они появились.
Она зацокала языком, изображая частую поступь копыт по граниту, стегнула хлыстом воображаемый серый в яблоках круп — и понеслись…
— Вот мы уже и на месте. Подъехали к городу с запада, обогнув его между Первым и Третьим озёрами. Почему? Просто потому, что в фантазиях можно делать нецелесообразные вещи.
Фантазиях, да не фантазиях. Пока Паландора рассказывала, она потихоньку перенеслась в Озаланду и взаправду остановилась у западной городской стены. Здесь добрую половину ночи моросил мелкий
— Сами метите! — огрызнулся он и отбросил метлу.
— Фантазёрка! — рассмеялся Рэй. Паландора не стала его разубеждать, даже если хотела. Вместо этого она провела его по бульвару Альфера к центральной площади, посреди которой чумазые плотники сколачивали подмостки к первому дню осени. Пахло струганой древесиной, клеем и тёплой пылью. Голубая черепица окрестных домов ловила тени проплывавших мимо облаков. Стоял ясный погожий день, и даже мутные портовые воды искрились вдалеке, у фабрик. Город был полон деловой суеты, улицы были пусты, но из каждого окна доносился звон посуды, стук инструментов, скрип перьев и стульев. Дребезжание ткацких станков. По весеннему бульвару они спустились к озеру, где в ярмарочный день устраивали вечерние гуляния и где Паландора чуть не опростоволосилась. Сейчас там было тихо и спокойно, только группа мальчишек собралась в стороне на песчаной насыпи и загорала после очередного заплыва.
— Когда я был здесь пару недель назад, я видел кое-что необычное, — признался Рэй. — Вечером на сцене выступали танцовщицы. Их было четверо, а ближе к концу представления среди них внезапно появилась ещё одна. Она возникла из ниоткуда и одета была чрезвычайно легко. И была очень похожа на тебя.
— Придумаешь тоже, — сказала Паландора.
— Чистая правда! Хотя, возможно, мне померещилось. В тот день я был слишком подавлен выпавшими на мою долю новыми обязанностями и оттого рассеян. Но ты продолжай. Тебя очень интересно слушать.
Паландора описала ему, как по вечерам на набережной у бульвара загораются голубые фонари, и кавалеры приглашают фабричных девчат прокатиться с ними на лодке, а зимой Третье озеро сплошь покрывается льдом и по нему скользят конькобежцы. Бегут наперегонки на противоположный берег, к хуторам и фермам, а затем обратно.
Они побывали у водонапорной башни — старинного сооружения, с которого брал начало город; спустились в катакомбы, где были оборудованы склады и ледники, прошлись вдоль белых крепостных стен и посетили напоследок мастерскую по отделке жемчуга и ракушек. Рэй был в восторге и рассыпался в похвалах.
— Талантливый человек талантлив во всём, как говорят в Вик-Тони. Общаясь с тобой, я не устаю в этом убеждаться. Благодарю тебя, Паландора, за такую насыщенную экскурсию по твоему родному городу. Клянусь, в какой-то момент я напрочь забыл, что мы находимся сейчас в Астуре: настолько это было реалистично. Я начинаю подозревать, что здесь не обошлось без колдовства!
Его собеседницу от этих слов бросило в жар, и она поспешно отвернулась, чтобы её смятение осталось незамеченным.
— А если бы это взаправду оказалось колдовство? — в меру осторожно, в меру озорно поинтересовалась она, сделав глубокий вдох и взяв себя в руки. Рэй покачал головой.
— В таком случае, моей должностной обязанностью было бы передать тебя в руки
— И ты бы взаправду так поступил? Будущий герд Рэди-Калуса не жалует ведьм?
— Не то чтобы я их не жалую, — уточнил Рэй, — такова политика. Хотя я, признаться, ничего в ней не понимаю. Это прискорбное качество для герда. Ума не приложу, кто такие все эти ведьмы и колдуны, как их распознать и существуют ли они взаправду. Надеюсь, мне не придётся иметь с ними дела: и без того хватает забот.
— По-твоему колдовство — это так плохо?
Рэй пожал плечами. Он не знал, что ответить.
— А ты представь себе, как было бы здорово, если бы можно было в мгновение ока переместиться в любую точку мира. Как мы сделали это сейчас, только взаправду. Попасть в Озаланду, или в Эрнербор, или даже в твой Виттенгру.
— На-Отере-и-Ахлау, — добавил Рэй, копируя манеру матери.
— Ну да, на Ахлау. Не пришлось бы выкраивать время на долгие путешествия: просто закрыл глаза, открыл — и ты уже там.
— Да, это очень удобно, — согласился юноша.
— Так вот, если ведьмам это доступно, разве же это порочно?
Рэй виновато опустил голову.
— Это не у меня надо спрашивать. Раз люди нашли в этом порок, выходит, у них были на то веские основания.
Паландора согласилась и перевела разговор на что-то другое, стремясь скрыть своё разочарование. Этот диалог сложился совсем не так, как ей бы хотелось. В последние дни они очень сдружились с юным Рэдклом — но, видимо, не настолько, чтобы она сумела раскрыть ему свою главную тайну. А Паландора была к этому так близка. Скажи Рэй что-нибудь более жизнеутверждающее о ведьмах — и она, пожалуй, не удержалась бы. Осознание того, что ей не с кем поделиться таким большим секретом, давило несоизмеримо. А ещё эти толки о законах, об их целесообразности…
«Хорошо, что я ему ничего не сказала, — решила она. — Вот только мне от этого нисколько не легче».
Глава 18
Все их последующие дни состояли из невинных шалостей скучающего разума и попыток одной стороны добиться благосклонности другой — бесконечного бега по кругу, как в детской игре, когда ребятишки снова и снова огибают ствол векового тысячелистного дуба, стараясь друг друга нагнать. Когда каждый охотник, и он же — добыча. И, едва из-за полуокружности шершавого ствола покажется край рубахи другого, как вот он уже скрылся, и так можно кружить хоть целый день.
Рэй вновь загнал себя в трудное положение. Паландора была ему, несомненно, дорога и вызывала в его душе особое волнение. Он желал бы признаться ей в этом и упрочить их отношения. Виктонская кровь его матери и виктонское же воспитание требовали от него длинных и пространных объяснений в любви, тогда как менее вычурные эскатонские традиции не предлагали отдавать дань изящной словесности. Если двое наслаждались обществом друг друга, слова здесь были совершенно ни к чему. Разрываясь между двумя подходами, имеющими равнозначное право на жизнь, Рэй долго не мог решить, как ему поступить. А ещё угнетала боязнь отказа и врождённая робость, желание сделать всё правильно и не навредить. Никого не обидеть и не озадачить.