Дочь Востока. Автобиография
Шрифт:
Приказы о моей изоляции поступали с завидной регулярностью, каждые три месяца, с одинаковой текстовкой. Содержание я выучила наизусть. «Поскольку заместитель главного администратора режима военного положения полагает, что в целях предотвращения действий госпожи Бхут-то Беназир, направленных против целей, для достижения коих и было учреждено военное положение, и на подрыв безопасности Пакистана, общественного порядка в нем, а также интересов населения страны, означенную госпожу Бхутто Беназир следует изолировать…» и все в том же духе.
Время снова начинало давить на меня. Никаких газет я не получала, не говоря уж об «Интернэшнл геральд трибюн». Телевидение дает лишь уроки арабского
Я научилась готовить, пользуясь старой книгой рецептов, найденной на кухне. Печи не работали, кухонной утвари не хватало, не нашлось даже миксера, нечем было яйца взбить. Каждое приготовленное мною блюдо — соусы, рис, даль — представляло в моих глазах маленькую победу. Так же как «дамские пальчики» и стручковые перцы на грядках матери три года назад здесь же, в Аль-Муртазе, моя стряпня приобретала особое значение. Я глядела на миску приготовленного мною риса и видела в этом рисе доказательство моего существования. Я сделала этот рис съедобным. Coquo ergp sum — Готовлю пищу, следовательно, существую.
Беспокоюсь о матери. Четыре месяца назад, посещая меня в тюрьме в Карачи, она сказала, что врачи подозревают у нее рак легких. Если у нее действительно рак, то время не терпит. Обнаружение и лечение рака легких на ранней стадии развития может остановить болезнь. Если оставить его без лечения, рак очень быстро убьет свою жертву. Для того чтобы окрепнуть для проведения дальнейшей диагностики и лечения, мать следовала специальной диете, прописанной врачом. Последующие тесты показали, что затемнение в левом легком, вполне вероятно, носят злокачественный характер. Врачи заключили, что матери требуется CATSCAN и лечение, недоступное в Пакистане. Однако запрос матери на восстановление ее паспорта с целью выезда за границу для лечения военные проигнорировали. Говорили, что министерство иностранных дел ничего не может сделать, потому что Зия забрал дело матери с собой в Пекин.
Прошел месяц проволочек, затем другой. Врач матери в Карачи, потеряв надежду, приступил к химиотерапии. Я возмущалась и горевала, но что я могла поделать? То, что мать сообщала по телефону, внушало опасения. Волосы у нее выпадали, она худела, теряла вес. Сожалела, что в таком состоянии не может меня посетить. Я упрекала себя за то, что не могу оказаться рядом с нею и помочь.
Несмотря на свирепую цензуру, информация о ее состоянии распространялась по стране.
— Люди не забыли маму, — сообщала мне по телефону Санам. — Нам все время звонят, справляются о ее здоровье. И Фахри звонят. О болезни мамы говорят на дипломатических приемах и на чаепитиях, в кино и на автобусных остановках.
— Зия вынужден будет ее отпустить, — ответила я не вполне уверенно. И действительно, Зия, несмотря на оказываемое на него давление, не спешил выпустить мать за границу. Вместо этого через три месяца после сообщения врачей о затемнении в легком Зия созвал федеральный медицинский консилиум, чтобы определить, требуется ли матери лечение за границей.
Федеральный медицинский консилиум — еще одна придирка, еще одна проволочка. Как будто вернулись времена Айюб Хана, когда граждане не могли свободно выехать за границу. При моем отце каждый гражданин Пакистана имел право получить паспорт и вместе с ним право свободно путешествовать.
Совет этот укомплектовали «нужными» врачами. Так же как на решение Верховного суда Зия влиял уменьшением численного состава суда, здесь он увеличил число врачей в совете от прежних трех до семи, причем все семеро оказались служащими военного режима. Возглавлял консилиум генерал-майор медицинской службы.
«Бегум-сахиба кажется мне в неплохом состоянии», — безответственно заявил этот генерал-майор после краткого заседания.
Консилиум потребовал, чтобы мать прошла сеанс из 14 облучений и анализ крови, процесс столь изнурительный, что она в результате заболела, у нее вновь открылось кровохаркание. Хотя опухоль явно увеличилась, а содержание гемоглобина в крови понизилось, медицинский генерал потребовал повторения бронхоскопии, что не только не вызывалось необходимостью, но и не могло не вызвать осложнений. Врач матери, доктор Сайд, которого тоже включили в совет, возмутился и отказался подписать заключение генеральских медиков. Его поддержал анестезиолог, настаивавший, что мать не вынесет общего наркоза, необходимого для введения трубки в легкие.
Я молилась за мать в Аль-Муртазе. Что я могла еще сделать? Но в стране началось движение за спасение матери. Люди боялись, что Зия убьет и ее. «Мы не смогли спасти господина Бхутто, — шептались люди. — Что же, теперь будем бездеятельно глядеть, пока и вдова его зачахнет?» Возмущение бездушной черствостью режима пересекло партийные границы и распространилось на семьи генералов и на высшие круги властных структур.
— Представляешь! — клокотал в телефонной трубке возбужденный голос Фахри. — Жена и сестры военного администратора Синдха вышли на демонстрацию за спасение жизни тетушки!
— Как! — ахнула я. — А полиция? Их что, арестовали? — четыре военных администратора провинций после Зия — самые могущественные люди в стране.
— Не получилось. Когда прибыла полиция, все демонстрантки убежали в дом военного администратора и закрыли за собой ворота.
Позже я узнала, что мучения моей матери вызвали отклик и за рубежом. В Англии группа моих старых друзей присоединилась к доктору. Ниязи, которому помогала Амина Пирача и другие активисты. Они организовали кампанию «Спасите женщин Бхутто». Прежде всего они стремились освободить мать, для чего, в частности, лоббировали парламент при поддержке лорда Эйвбери, члена палаты лордов. Два члена парламента, Джоан Лестор и Джонатан Эйткен, откликнулись, поставив на рассмотрение палаты общин вопрос «о разрешении бегуме Бхутто выехать за границу для лечения от болезни легких». 4 ноября лорд Эйвбери устроил в палате лордов пресс-конференцию, на которой британский врач подчеркнул опасность состояния моей матери.
Звучали голоса в поддержку матери и в Соединенных Штатах. «Уважаемый господин посол, — написал сенатор Джон 1ленн, член сенатского комитета по иностранным делам, Эджазу Азиму, послу Пакистана в Вашингтоне, 8 ноября. — Более двух месяцев назад миссис Нусрат Бхутто, вдова бывшего премьер-министра, запросила разрешения на выезд из страны для лечения злокачественной опухоли легких… Из соображений человеколюбия я прошу ваше правительство безотлагательно согласиться на просьбу миссис Бхутто о выезде для лечения. Ваше согласие будет рассматриваться нами как акт сострадания и укрепит отношения между нашими странами».