Драко
Шрифт:
Жака потрясла протяженность этих полупрозрачных, почти нематериальных форм. Они оплетали металлические насыпи, то погружаясь в них словно корни, то вновь выныривая на поверхность, подергиваясь и вяло пульсируя. Щупальца сворачивались и разворачивались, словно то существуя, а через миг — уже нет.
Но что же думают мусорщики об этом огромном осьминоге, вторгшемся в их владения? Люди-крабы спокойно бегали меж его щупалец.
А может быть: их щупалец? Жак не мог сказать, была ли гидра одна или их было множество, были ли они соединены или нет. И сколько их могло еще существовать,
Похоже, щупальцам были не интересны местные жители. Скорее гидра что-то выжидала. И в тоже время она сигналила о такой опасности, что психические чувства Жака били тревогу.
— Фу, какая гадость, — сказал Гримм, так же почувствовавший это. — Это похоже на те противные желеобразные нити яиц, застрявшие между твоих зубов — единственно, что эти яйца в действительности размером с гору! Это похоже на какую-то пуповину и только. Фу, фу.
— Может, посмотрим, как это отреагирует на лазер или плазму? — предложил Жак.
— О да, давайте порежем и поджарим его.
Ме’Линди шумно втянула затхлый, горячий, железистый воздух, словно норовистая лошадь.
Троица прошла по мосткам и спустилась по ржавой лестнице на кучи мусора. По ним они подобрались на расстояние пятидесяти метров к ближайшему щупальцу.
Жак прицелился из своего отделанного золоченой бронзой лазпистолета и выстрелил. Обжигающий свет вырвался из хромированного с насечками ствола ослепительной серебряной нитью. Полоса света прошла сквозь конечность гидры, разрезав её словно кусок сыра. Она резала и кромсала. Отсеченные части извивались. Казалось, что мерцающие куски то пропадали, то вновь появлялись в реальности. Хоть и изрубленное на куски, всё щупальце, извиваясь, ползло туда, где они стояли, словно всё еще было единым целым, слепленное некой клейкой силой с той стороны реальности.
— Плазма, — сказал себе Жак и сменил оружие. Передний кожух плазмагана был покрыт золочеными охранными рунами. Два вентиляционных отверстия в кожухе выглядели глазницами, из которых точно на выбранную цель смотрели два бордовых глаза, ибо единственный выброс раскаленной плазмы полностью разряжает конденсатор. Прежде чем аккумулятор позади кожуха вновь наполнит энергией проводники и изоляторы, пройдет несколько минут. Тем не менее, эта цель была большой и в неё трудно промахнуться.
Оружие дернулось в руке, выплюнув раскаленную энергию, испарившую ползущий, много раз порубленный, но по-прежнему не сдающийся отросток. Кипящая субстанция оросила ближайшие барханы, залакировав собой металлический пригорок. Лицо Жака окатило жаром. Горячий воздух пах горьким ароматом оплавленной стали. И еще он почувствовал… нетерпение.
Внезапно из-за кучи выскочил человек-Арлекин.
— Да, да, — кричал он, подпрыгивая и аплодируя. — Разнеси ее вдребезги!
Жак убрал разряженную плазму и вновь достал лазпистолет. «Блаженны невежды». Но только если они не инквизиторы!
— Ме’Линди…
— Да, Жак, я достану его тебе.
— Но только целым, — крикнул он ей вдогонку.
Она уже направлялась за Арлекином по мусорным кучам.
— Ну, или хотя бы более-менее невредимым!
В принципе, об этом можно было не беспокоиться.
ШЕСТЬ
И
— Давайте повторим всё, что случилось, еще раз, — спокойно сказал Жак.
На самом деле он был далеко не спокоен. Виталий Гугол не отвечал на вокс-сообщения, отправляемые из Кефалова — снова и снова — и никакого ответа от навигатора. Эта загадка требовала их немедленного возвращения. Жак был очень раздражен тем, что им манипулируют подобным образом — вдобавок к ярости, которую он чувствовал за то, что сделали с Ме’Линди.
Как влезли в её эмоции, в ее нервную систему! Той, что может усилием воли превратить себя в неплохое подобие генокрада. Той, что может убить одним пальцем. Что значит для нее стать безвольной игрушкой для клоуна! Дать Карнелиану обвести себя вокруг пальца: это просто отвратительно.
— Прошу разрешения совершить показательное самоубийство, — тихо произнесла ассассин. — Я обесчещена.
Жак чувствовал всю скрытую глубину её страданий и искренность требования.
Но явно этого не чувствовал Гримм. Тот ударил кулаками об колени.
— Ха, — засмеялся он. — Показательное самоубийство, говоришь? А что это такое? Самоубийство, которое покажет нам полезный пример? Как, например, в одиночку броситься на целую армию предателей? Сражаться насмерть с Титанами? С голыми руками пересечь мир смерти? Ха.
В горле у Ме’Линди заклокотало.
— Ха. Рычи сколько хочешь. Ты еще бы рявкнула «Не презирайте меня!», да только занята тем, что презираешь сама себя, — возможно, коротышка отлично все понимал, и его грубость была сродни некой терапии. — Я не презираю тебя, ты знаешь, — добавил он. — Я никогда бы не стал тебя презирать, чтобы не случилось.
Неужели Гримм покраснел от такого признания?
— И, тем не менее, я прошу разрешения, — с непроницаемым лицом повторила Ме’Линди.
Жак искренне надеялся, что она чувствовала себя обязанной просить об этом по личному кодексу чести, а не из-за внезапного внутреннего ощущения собственной никчемности. Если последнее, то Арлекин действительно подрезал ей крылья, подорвав в её сердце веру в себя.
— Отказано, — твердо ответил он ей. — Это я виноват в том, что приказал не навредить ему. Я связал тебе руки.
Жак тут же пожалел о сказанном, заметив, как слегка расширились её глаза. Гримм ухмыльнулся. Он наверно подумал, что Жак пошутил? Возможно, Гримм искренне верил, что шутка в таких обстоятельствах лучшая вещь и делал для этого все возможное.
— Просто расскажи мне всё снова, Ме’Линди. Может быть, мы пропустили что-то важное.
Разве не все, в силу обстоятельств, не заметили то, что, за неимением лучшего слова, можно назвать правдой? Эти мусорщики, живущие всю свою жизнь в пещерах под Кефаловым, были ярким примером ограниченного восприятия — всё их мироздание сводилось к нескольким кубическим километрам мусора. Даже правители Сталинваста, живущие в роскоши в вышине своих ульев, были ограничены в своих взглядах. И даже инквизиторы, такие как Харк Обиспал, страдали от… ну, узости зрения.