Драйв
Шрифт:
«Датсун» девяностых годов, изрядно потрепанный, в пятнах шпаклевки.
— Я знаю, что на вид он не очень привлекателен. Один мой друг занимается доводкой машин.
— Он тоже гонщик?
— Был когда-то, пока не сломал обе ноги в аварии. Тогда и занялся переборкой машин.
Стоянка совсем опустела. Берни Роуз протянул руку:
— Вряд ли мы еще встретимся. Береги себя, парень.
Подавая руку, Гонщик заметил нож — блик лунного света сверкнул на лезвии, когда Берни Роуз начал замах левой снизу.
Гонщик резко ударил Берни коленом по руке, перехватил взлетевшее вверх запястье и воткнул нож в горло противнику. Удар пришелся в стороне от сонной артерии, так что Берни умер не сразу. Он хлюпал трахеей, через которую хватал последние глотки воздуха.
Глядя в стекленеющие глаза Берни Роуза, Гонщик
Он проехал дальше, к пирсу, вытащил труп Берни из машины и бросил в воду. Из воды мы вышли на сушу, в воду и возвращаемся. Начинался отлив. Волна подняла тело, нежно и бережно повлекла за собой. В воде отражались городские огни.
Гонщик еще долго сидел в «датсуне», слушая мелодичный рокот мотора.
Он умел гонять на своей машине. Больше он ничего не умел.
Отпустив сцепление, он вырулил с пляжной стоянки на улицу; под капотом урчал мотор, на темном небе висела луна, впереди лежали тысячи миль трассы.
Годы, что ему осталось прожить, принесут новые убийства, новые трупы, пока Гонщика не убьют ясным прохладным утром в тихуанском баре, а Мэнни Гилден не напишет по мотивам его жизни киносценарий.
Берни Роуз был единственным, о чьей смерти Гонщик искренне сожалел.