Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
– Пролетарии всех стран соединяйтесь? – улыбнулся Троцкий. – Пролетарские иллюминаты как-то не звучит. Можем, хотя бы сегодня не будем говорить о политике и оккультизме?
– Да, конечно. Мы заслужили пускай и коротенький отдых, – кивнул Ильич. – Давайте поговорим о фантастике.
– О чём, о чём?
– О будущем. Вот для вас – какое оно, будущее? Ни за что не поверю, что вы не задавали себе этот вопрос. Я в детстве всегда об этом думал, кем стану, когда вырасту. Делитесь!
– Мир без границ, где нет ни языковых границ, ни межнациональной вражды, где не будет ни стран, ни городов, а мир и вся планета будет принадлежать нам – диктатуре
– Ох, не переборщите. Теперь я понял, почему вы отказались от должности преднаркома. В скором будущем нужно будет создать комитет по борьбе с контрреволюцией, наверное, это самый важный вопрос на сегодняшний день. Среди оппозиции найдутся ярые противники сионистов и левых иллюминатов, хотя бы националисты...- улыбнулся Ильич. – Мы снова говорим о политике, товарищ Бронштейн.
– Да, без неё в наше время ничего не решается, – удручённо вздохнул Лев. – Не знаю, через 100 лет политики не будет точно! Наши потомки будут гордится нами…
– А что мы с вами, как интеллигенты, честное слово? Давайте на «ты», Лёва! Тысячу лет друг друга знаем.
– Ну что же, давай. Право, стоит к этому привыкнуть. И к новым правилам тоже. Игра сыграна. Макбенак…
– Макбенак. И вот ещё что, – Ильич вдруг закопошился в кармане своего пиджака и вытащил оттуда небольшой свёрток, аккуратно обклеенный белой бумагой, и протянул его Льву. – С днём рождения!
– Вы… Ты помнишь, Владимир Ильич, – растроганно произнёс Троцкий, принимая свёрток, смущенно смотря на него. – Даже я… потерял счёт времени и дням, со всеми этими событиями сам забыл… Спасибо.
– Открывай, скорее! – поторопил его Ильич, по-товарищески толкнув в плечо. – Кстати, сколько тебе, именинник, исполнилось?
– Тридцать восемь.
– Так ты у нас самый юный из ВРК, – удивился Ленин,- почему-то я думал, что тебе больше.
– Неужели я выгляжу старше своих лет? – наиграно обиделся Троцкий.
– Ты прекрасно выглядишь, брось свои заскоки! Неужели я не вижу, как на вас смотрит товарищ Коллонтай. Ну, ты будешь открывать или нет?
– Да-да, – Троцкий тут же занялся распаковыванием подарка.
Сквозь упаковку что-то блестело, и вот потянув за цепочку, Лев пристально и немного растеряно посмотрел на украшение: небольшой овальный кулон с основанием ярко-красного цвета, по контору этого основания была прикреплена изящная извилистая медная фурнитура, такими
– Это… медальон? – тихо спросил Троцкий, не сводя глаз с украшения. – Буржуазный…
– Сначала я хотел его Надежде подарить, но раз у тебя сегодня такое двойное событие… это шутка! А ты уже и насторожился. Да ты не смущайся, смотри не на его оболочку, а глубже.
Троцкий последовал словам Ильича и пригляделся: на красном основании светлой, металлической отделкой аккуратно были нанесены два скрещенных орудия труда: серп и молот, издалека «этот крест» напоминал зеркальную букву «э» или якорь причудливой формы. Над ними же была расположена пятиконечная звезда, а под серпом и молотом была выгравирована надпись из пяти заглавных букв «РСР».
– Ух ты, молот и серп?
– Плуг и молот было слишком сложно сделать, а вот серп и молот – идеально олицетворяет крестьян и рабочих. Приблизительно через полгода, думаю эту эмблему рассматривать, как государственный герб.
– А надпись, я так полагаю «Российская Советская Республика»?
– Именно. А также «Российская Сионистская Революция», – дополнил Ленин иронично. – А вообще самый лучший подарок это переворот. Каждый мечтал бы о таком подарке, но эта бесценная роскошь выпала лишь вам, октябрёнок. Я понимаю, что ничто не может затмить этот подарок, но примите и мой скромный, товарищ.
– Нет, ты не товарищ, Владимир Ильич. Ты – мой брат, – проговорил Лев, надевая медальон. – Я буду всегда носить его, «Сердце революции», до самой смерти, клянусь.
Эту трогательную картину со второго этажа наблюдал Коба. Он с горечью опустил голову, поняв, что цена дружбы двух вождей возрастала с каждым днём, а с этого момента она, казалось, не знала предела. Но предел есть – двух Вождей не бывает.
В жёлтых, тигриных глазах в исступлении бились огоньки – он в партии сионистов, левых иллюминатов, тех, кого он слепо считал Временным Правительством, открыто называл врагами… Теперь он понял слова Дзержинского в Разливе. «Оглянитесь вокруг себя: может оказаться так, что враги ваши гораздо ближе, чем вы думаете, и суть вещей, и истину ищите в них. На товарищей надеяться бесполезно, дружбы не существует, есть лишь общие интересы и общая цель…» Об этом молчали и Каменев и Зиновьев, они не были ему друзьями… Они всегда были иллюминатами. А Коба… как же он попал в этот орден, даже не вступив него?
Ленину нужен был незапятнанный человек, который не замешан в грязных мировых игрищах. И слово существует, и правила… Проигрыша быть не может – одни иллюминаты просто пришли на замену другим. Но у сионистов есть цель, и это цель наведена на благо, но каким способом? С помощью чего? «Цель оправдывает средства». Красный Наполеон достиг этой цели, теперь и слава и трофеи – его. Коба должен быть на его месте, Троцкий изначально был против большевиков, но судьба… Судьба ли? Атеисты в судьбу и в душу не верят. Так что же теперь он об этом думает?
Закурить при этих обстоятельствах не грех, дым затуманивает неудобные мысли. О, как же он был слеп, а всё вертелось вокруг него, даже не скрывалось… Нужно исправить эту ошибку, пока не поздно, пока ещё есть время, пока он ещё не запятнан…Но не сейчас… Лучше отступить на шаг назад, чтобы потом сделать два шага вперёд. Забыться, окунуться в сон, быть может там найдёшь ответ… иль просто убежишь от неминуемой катастрофы. Ленин прав: этот день войдёт в историю и даже не важно, как положительный или отрицательный. Совсем не важно...