Дверь в сказочный ад
Шрифт:
Он подошел к свертку Голбинса и с жадностью принялся поедать остатки моего завтрака, запивая их настойкой. Потом он вдруг рассмеялся, да так, что затряслись неустойчивые стены хижины. Смеялся долго и совершенно искренне, вытирая навернувшиеся на глазах ложные слезы.
– Ну, Майкл… ну, артист! Ты до сих пор веришь во всю эту ерунду? Я-то беспокоился, что с тобой действительно что-то серьезное!
– Подожди, дай мне высказаться! Эти звери, морды которых нарисованы на портретах в гостиной… помнишь, ты их еще долго разглядывал?
– Да видел я твоих зверей! Видел! Ничего ужасного они из себя не представляют, и с ними
По кривому сучковатому бревну отважно карабкался здоровенный жук — представитель непонятной для нас жизни с непонятными законами. Бревно было сильно треснуто по вдоль. Жук остановился возле трещины, выглядевшей в его глазах настоящим оврагом, пошевелил усами, поразмыслил, и решил все-таки ее обойти.
– И правильно сделал, чего лезть на рожон? — ни Том, ни Голбинс так и не поняли, к кому я обращаюсь.
Потом Том вдруг схватил меня за руку и властно произнес:
– Идем!
– Куда еще?
– Я тебе сейчас докажу, что это самые безобидные милые животные. И нечего от них прятаться по всяким норам. Ты меня просто смешишь, Майкл!
Он вышел наружу и усердно замахал им своей огромной пятерней. Мы с Голбинсом пожали плечами и неуверенно двинулись следом. Наконец-то забытый вкус свежего воздуха. В избушке плесени было такое изобилие, что от ее запаха я чувствовал себя опьяневшим. Солнце уже давно зажгли на небосводе, и лес был погружен в свою повседневную суету. Его немногословные обитатели ни минуты не сидели без дела: что-то копошились в земле, рыли норы, вили экзотичные каркасы гнезд. Сумасшедший дятел неподалеку усердно долбил по дереву, распугивая дремлющую тишину.
– Идемте, здесь есть небольшая поляна, нас уже ждут там, — сообщил Том и, раздвигая назойливые кустарники, первым пошел в неведомом мне направлении.
Спустя короткое время взору действительно открылась позолоченного цвета поляна, как островок райской красоты в беспросветных болотных дебрях. Впрочем, нет. Не совсем райской…
Я вздрогнул от неожиданности: передо мной сидели звери, все шестеро. В тех же пестрых вызывающих одеяниях и, подминая под себя мягкий настил травы, всем видом показывали несвойственное им спокойствие. Бегемот медленно потягивал трубку и с наслаждением наблюдал, как кольца дыма, танцуя в воздухе, исчезают под порывами ветра. Волк что-то вынюхивал в траве, постоянно поправляя лапой съезжающую шляпу. Шляпа не падала только потому, что цеплялась то за правое, то за левое его ухо. Пиджак пунцового цвета так изящно сидел на его волчьей фигуре, точно сшит был по эксклюзивному заказу. Галстук… Впервые я задумался: зачем волку еще и галстук? Он волочился по траве, путаясь меж передних лап. Волк лишь разок глянул в мою сторону, но тут же, потеряв ко мне интерес, вновь уткнулся мордой в какие-то стебли.
Медведь сидел на огромном пне и смотрел на меня сквозь очки своим добрыми, совершенно беззлобными глазами. Один только кот по своей сути оставался настоящим котом — беззаботно гонялся за бабочками. Свинья, по-моему, вообще дремала.
– Поговори с ними, Майкл, — настойчиво произнес Том, — и ты увидишь, что они не испытывают к тебе никакой вражды.
Я робел, долго подбирал слова, но так и не смог из себя ничего выдавить. Во всем происходящем была одна странность: почему звери вопреки колдовским законам при свете дня сошли со своих портретов? Да еще разгуливают по лесу. И еще непонятная деталь:
Состояние неопределенности и пустого невразумительного молчания что-то уж сильно затянулось. Я ждал — может, звери сами заговорят со мной? Вроде мы достаточно близко познакомились. И причин для стеснения с их стороны, думаю с горькой иронией, нет. Самым бесцеремонным оказался кот, ценитель печени. Он, как и раньше, был одет в позорные рубища и, пожалуй, представлял самый противоречивый характер маклиновского творчества. Потеряв интерес к глупым порхающим бабочкам, он подбежал ко мне и принялся тереться головой о голенище моего сапога. Я был тронут, честное слово! Но не телом, не чувствами, а умом… Свинья вдруг проснулась и, увидев эту картину, весело захрюкала. В солнечных лучах блеснули золотые бусинки ее зубов.
– Вы ведь не станете меня больше съедать, правда? — наконец я решился задать им этот вопрос. Мой голос выглядел жалобным, почти умоляющим, как у малого ребенка, попавшего в плен к сказочным чудовищам.
Каждый из них смотрел на меня по-своему, но без зла. Никто, впрочем, так и не произнес ни слова. Весьма странное поведение: они даже не разговаривали между собой. «Господа», «Хозяева Мира» или как их еще там величают… словно онемели. А может… (безумно-радостная мысль!) может они наконец стали простыми бессловесными зверями. Свинья стала свиньей, волк — волком, медведь — ни кем иным, как обыкновенным медведем.
Тут подул сильный ветер. Откуда-то с востока. Деревья встревожено зашумели, на небе собрались черные от гнева тучи, которые долго прятались где-то за горизонтом. Они сталкивались между собой, как воинствующие полчища, производя нечто подобное грохоту тяжелых орудий. Словно там, наверху, и в самом деле готовилась война.
– Дело к дождю, — произнес Том прямо над моим ухом.
– Мистер Айрлэнд, — это уже был голос дворецкого. — Возвращаться в Менлаувер сейчас нет никакой возможности. Пойдемте в избушку и переждем непогоду.
Ветер становился сильнее, иногда завывая отчаянными, почти человеческими голосами. Деревья в лесу лишались своих драгоценностей: золото, янтарь, увялый изумруд некогда пышной листвы срывались безжалостными порывами и уносились в никому неведомом направлении. Я еще раз глянул на зверей. Они словно не хотели замечать неистовства пробудившейся стихии и продолжали сидеть на своих местах. У волка наконец сдуло с головы его изящную шляпу.
Тут поляна дрогнула. На ней впервые раздался грубый глас медведя:
– Ветер… ветер меняет погоду, а также настроение, — он не обращался ни к кому лично, но показалось, что реплика была адресована мне.
И я сразу почувствовал резкую перемену в их взглядах. Там, глубоко в зрачках, снова зажегся огонек хищников: самый холодный и в то же время самый жгучий.
– Пойдемте отсюда! Пойдемте! — я подтрунивал Тома и Голбинса поскорее покинуть общество этих странных созданий. — Мы переждем дождь в избушке, а после вернемся в Менлаувер.
– Извините, сэр, но Менлаувера уже нет… — Голбинс вдруг ошарашил меня столь диковатой новостью.