Дым осенних костров
Шрифт:
Она думала, Алуин добился уединенной встречи, чтобы наконец развеять оставшуюся между ними недосказанность, что неясным облачком маячила вдалеке после той злосчастной игры. Все станет ясно и легко, как раньше. Тот много говорил, в конце концов проговорился о своем чувстве — и требовал решить его судьбу.
— Вот я перед тобой, вольна ты поразить меня смертельно или сделать счастливейшим из эльноров…
Глаза у него были больные. Она убежала в смятении. Принц признался ей в любви!
Сердце Амаранты все еще принадлежало Налю, и ее начала тяготить эта тайна, это беспокойство.
Алуину не составило труда найти ее в лесу. Оказалось, за эти зимы он узнал ее слишком хорошо, выучил привычки и места, которые она посещала в том или ином настроении.
— Ты не отказала, и это оставило в душе моей надежду.
Она и тогда не ответила определенно. Но его настойчивость, смелые слова и этот запретный взгляд кружили голову. Оставшись одна, она сокрушенно опустила голову, свела брови, и вдруг засмеялась, закрывая лицо руками. Кошмарные сны потеснили грезы о сверкающем адамантовом венце и безмятежном счастье.
* * *
В час Первой Ночной Стражи, повинуясь наказу Наля, Бирк забрал выстиранный и вывешенный для просушки в саду темно-зеленый охотничий плащ и отправился на край торговой площади. Плащ был еще сырым. Бирк не стал его складывать. Он холодил ладони, напоминая о влажной ткани для промокания лба страдающему от горячки.
Остановившись у палаток, над которыми были прибиты деревянные раскрашенные пирожки, паренек стал ждать. С тех пор, как жителей в Исналоре прибавилось, на площади сделалось действительно тесно. Мимо сновали такие же как он слуги с продуктовыми корзинами, из которых виднелись оленьи и бараньи окорока, бугрящаяся многодольная репа, торчали бутыли яичного ликера и «лунного сияния», рулоны тканей и кожи, свисала разветвляющаяся наподобие корня мандрагоры бледная морковь, лисьи хвосты и длинные желтые хохолки лесных шаперонов. Простоэльфины скупали маленькие разветвленные рога кроленей для резки, кости пещерных медведей, краски, лак, рабочие инструменты. Аристократы выбирали в глубине площади и уносили с собой книги в тисненых кожаных переплетах с чеканными застежками, свернутые карты, благовония в фарфоровых баночках и флаконах из хрусталя, дорогие украшения. Откуда-то издалека мелодично звенели музыкальные подвески. Для всех желающих то тут, то там разливался бодрящий эль. Акробаты в ярких трико показывали представление в сформированном зрителями круге. Из-за спины Бирка тянуло от палаток жареными грибами в чесночной подливке, пряными печеными яблоками, горячими пирожками и медовыми пряниками.
Из толпы выделился и приблизился к Бирку усталый эльф с пустой охотничьей сумкой за плечами.
— Это тебя я должен встретить? Я узнаю мой плащ в твоих руках.
— Как звать тебя и почему он у меня?
— Звать меня Оррин; я дошел с раненым лордом в алой тунике до этой площади. На тебе я вижу его цвета. Плащ понадобился ему, чтобы остаться неузнанным.
Бирк протянул плащ его владельцу.
—
— Пустое. Не следовало беспокоиться о стирке. Как чувствует себя твой господин?
— Бредит, — грустно сказал Бирк. — Очень сильный жар.
— Да не погаснет его очаг. — Оррин приложил ладонь к груди. — Будем надеяться на милость Создателя. Я желал бы узнать, когда лорду станет лучше.
— Встретимся через трое суток в «Шустром Барсуке». Надеюсь, что принесу хорошие вести. — Бирк подал охотнику небольшой кожаный мешочек.
— Да тут, верно, целый статер! — испугался Оррин, взвешивая мешочек в руке. — Не для того помог я лорду, да и негоже брать плату за должное. — Он попытался вернуть дар.
— Господин сказал, жизнь бесценна. Отплатить невозможно. Он лишь желал ответить на добро, как мог. Он сказал, сам найдешь, куда применить.
Оррин покачал головой, снова прижимая к груди руку.
— Благодарю его и тебя. Кто и какого рода лорд, чтобы я мог просить о нем Создателя?
— Это я благодарю. Ты спас моего господина. — Немного подумав, Бирк решил, что Оррин имеет право знать. К тому же, тут важна вся возможная помощь. — Род Фрозенблейдов, королевский оружейник Нальдерон. Дай слово не говорить никому, если не позволит сам господин.
Они пожали руки. Охотник пошел в сторону низших гильдий и быстро скрылся за другими эльфами в сгущающихся сумерках площади.
29. Колыбельная
В то недоброе для младшей семьи Фрозенблейдов утро Айслин и Эйверет с тревогой ожидали возвращения главы семьи на крыльце. Они видели, как Наль зашатался, и подбежавший Эйверет едва успел подхватить на руки уже безвольное, бесчувственное тело. Когда больного перенесли в постель, раздели и размотали повязки, под ними открылись багровые с почерневшими краями, воспаленные раны. Отек вокруг усилился. Началось нагноение. Едва помрачневший, молчаливый магистр Лейтар приступил к очищению ран, Наль сдавленно закричал и заметался. Его едва удерживали четверо мужчин. Потом он бессильно обмяк.
— Все позади, Огонек, — ласково прошептала Айслин, гладя сына по голове. — Ты дома и скоро выздоровеешь.
Она не ожидала ответа и похолодела от услышанного. С сухих, растрескавшихся губ срывались бессвязные речи. Там были мрак и ужас, кто-то преследовал его, безжалостно терзая. Наль вздрагивал, стонал, беспокойно поворачивая голову. Грудь вздымалась часто и с трудом; ему не хватало воздуха, хотя двойное стрельчатое окно не закрывали с утра. В какой-то момент он широко раскрыл глаза и попробовал встать, но никого не узнавал и не понимал, где находится. Стоило больших трудов уложить его назад в постель.
Деор, не успевший в этот раз увидеться с другом, просидел у изголовья больного весь вечер. Рядом потерянно молчал Меральд, комкая в руках перчатки. Бред Наля то сменялся отрывистыми хрипами, то возвращался с новыми кошмарами. Несмотря на уверения магистра Лейтара, что роковое решение было принято гораздо раньше — и самим оружейником, а последствия в таком случае неизбежны, Меральд твердо знал только одно. Он отправился на дежурство на городскую стену, не проводив больного друга до дома.
<