Дым осенних костров
Шрифт:
— Кровавая луна, — прошептала Айслин. — Какую жатву соберет она этой ночью?..
Эйверет подошел сзади, бережно обнял, вдохнул цветочный аромат ее волос, коснулся губами заостренного уха. Она не отрывала взгляда от словно залитого кровью, изрытого впадинами диска над черной остроконечной кромкой леса. То была не Селанна из колыбельной, с тихо струящимся на землю серебристым светом. Это вставала другая Селанна, зловещая, мрачная, огромная. Земля-Аред заслоняла от нее Атареля, и лик ее помрачался от скорби, вызывая кошмары, заставлял осмелевших тмеров и лесных троллей рыскать совсем близко к честным жилищам, нарушать сон и пугать домашний скот, оставляя на стволах деревьев и стенах
Несколько падающих звезд прочертили небо короткими вспышками. Теплое дыхание Эйверета привело Айслин в себя. Он заключал ее в объятиях, принимая как свою всю ее боль, исцелял своим теплом. От него успокаивающе пахло брусникой и свежим сеном из конюшни. Айслин нашла его руку у себя на плече и сплела с его пальцами свои.
— Я буду здесь с тобой, — прошептал он. — Мы не отдадим Огонька Часу Волка.
30. Ни тени сожаления
Король Исналора Ингеральд III выслушивал говорившего в своих покоях, куда запрещен вход большинству придворных, внешне оставаясь почти спокойным. Только в нескольких местах рассказа он высоко поднимал подбородок, сдерживая подступающий гнев, и глаза его коротко вспыхивали. «Где, — металась в душе сокрушенная мысль, — где, где же я так ошибся?»
Повернувшись к супруге, он заметил ее молчаливую скорбь, и успокаивающе накрыл ее напряженную, похолодевшую ладонь своей. Они справятся с этим ударом вместе. Как прошли рука об руку через малую эпидемию Алой Чумы — отголосок большой и ужасной; чудовищные морозы, когда при натопленных каминах подогретые напитки в бокалах затягивались льдом. Перенесли вместе почти полтора века бездетности, несколько войн, потерю близких, две осады Исналора в Последнюю войну. Однако то были удары извне, этот же оказался нанесен из оплота, выстраданного и выстроенного как последняя защита. Из самой королевской семьи.
Его Величество бессильно стискивал подлокотник кресла. Пока он с болью на сердце радел об Исналоре, не спал ночами, заключал альянсы, держал советы, собирал армии и участвовал в смотре войск, которые посылал на смертельную опасность, искал и рассчитывал угрозы и возможности, прямо у него под носом, в его собственном доме, собственный сын его замышлял и приводил в исполнение вероломный, коварный план.
Такое случалось в песнях. Песнях о бесчестье, горе и безысходности. Причиной развода или разрыва помолвки могло послужить предательство, тяжкое преступление, глубокое расхождение в жизненно важных вопросах в случае исказившей личность одной из сторон глубокой душевной травмы, а также опасная неизлечимая болезнь или неверность. Под последним понималась духовная неверность, ибо никто не смел ступить на путь погибели души через тело. Разве что под воздействием смертельной порции ночного фрукта, о чем предупреждали лекари, никто, однако, не слышал о подобных случаях доподлинно. Зато печально известны были сюжеты, попадающие в песни за свою необъяснимую, роковую редкость. Обращение эльфийского сердца к кому-то другому при живом спутнике.
Леди Амаранта уже дала согласие, говорил Алуин. Необходимо как можно скорее начать приготовления, чтобы провести помолвку и свадебную церемонию до наступления непогоды. Влюбленные не желали ждать ни одного лишнего дня.
Об этом было все его беспокойство. О том, чтобы холод и дожди случайно не омрачили счастливого торжества.
Самое страшное заключалось в том, что зло уже свершилось. Неведомыми путями сердце леди Амаранты остыло к ее законному жениху и пылало к принцу. Как сообщила она Алуину, прежняя помолвка расторгнута, так что воспрепятствовать воздвигающемуся на руинах былой любви браку юридически невозможно. Не являлось
Наконец Ингеральд сделал рукой жест, призывающий замолчать. Он пристально смотрел на принца, чей вид не выказывал ни тени искреннего сожаления о содеянном.
— Скажи мне, сын, что это за чувства, что столь легко и жестоко ломают судьбы, рушат чужие жизни? Как назвать их?
Юноша расправил плечи и вызывающе молчал. Ему стоило набраться смелости, чтобы открыть венценосным родителям самую свою сокровенную тайну, и во время рассказа уши его пылали от стыда; ведь пришлось признаться, что он упорно добивался чужой невесты. Однако в чувствах своих стесняться ему было нечего. Вопрос, как их назвать, прозвучал оскорбительно.
— Я знал, конечно, — голос короля медленно набирал долго сдерживаемый гнев, — и своевольные затеи твои, и твой прихотливый нрав, но что ты перейдешь сами границы, установленные законом совести…
— Не суди меня, отец! — вскричал Алуин, делая шаг вперед. — Что более внимал я голосу сердца! Мы любим друг друга…
— Так ли? Избранница твоя либо полюбила более твой титул, либо показала, что способна ради чужой настойчивости разлюбить законного жениха. Я не знаю, что хуже.
Лицо принца окаменело, губы побелели.
— Не смей… — прошептал он.
— Но что если твоя любовь погубит ее? Одно дело, если бы леди Амаранта сама пришла к тебе по собственному выбору. Ты же восемь зим подтачивал и разрушал то, чего не имел права коснуться!
— Моя любовь, — пылко возразил юноша, — сделает леди Амаранту истинно счастливой! На все готов я ради нее!
Королева Солайя шевельнулась в своем кресле. Впервые, — осознал Алуин, — с тех пор как он озвучил свое признание.
— Осторожнее со словами, сын. Как бы не пришлось тебе, — ее серьезные, печальные глаза заглянули в самую душу, — пройти через все.
Он не видит, одновременно поняли Ингеральд и Солайя. Слышит, но не прозревает услышанного. Слишком поздно вразумлять. Слишком далеко все зашло.
Стоял последний день ардорн саэллона, жаркого месяца. Прошлым днем король был занят на долгих переговорах с послом из Сэл Этеля, и к вечеру получил известие о болезни своего оружейника. Еще днем ранее тот возвратился из затянувшегося военного похода, утомленный, но наверняка с нетерпением ожидавший встречи, что обернулась для него разбитым сердцем. Нечто странное было в том, что в день разрыва он сорвался охотиться в леса, где, вероятно, сильное потрясение ослабило осторожность. Однако лорд Нальдерон не был в состоянии ни участвовать в объяснениях, ни появиться при дворе. Род его знал не более, чем остальные. Оставалось ждать его выздоровления и, как ни скверно это было для Ингеральда и Солайи, готовиться к бесчестной свадьбе младшего сына.
* * *
Амаранта вошла в пустой зал и сделала у дверей глубокий поклон, выводя одну ногу вперед и придерживая края двуслойной юбки.
— Вы желали видеть меня, Ваше Величество.
Король, стоявший у дальнего окна, не спешил поворачивался и молчал. Молчала и Амаранта, понимая, о чем пойдет речь, готовилась к трудному разговору. Малый Волчий зал, который Ингеральд избрал для приема, был слишком велик для двух персон. Звуки отдавались коротким эхом. Уходящие под потолок арки были выложены мозаикой с ониксовыми волчьими силуэтами на зелени малахита и змеевика. Целую стену занимала роспись, изображавшая охоту — стая белых волков загоняла оленей на тронутой первыми осенними красками равнине. В нижней части изображения в траве извивались змеи.