Эдем 21
Шрифт:
Великий Магистр повернулся и молча вышел с балкона, на ходу бросив Георгию, приблизившегося, чтобы расслышать его слова, заглушаемые ревом толпы:
— Направишься к Магистру Московского Магистрата, он формирует войско. Не отходишь ни на шаг. Ты — глаза и уши Великого Магистра. Исполняй.
Георгий поклонился и исчез.
Великий Магистр остался в одиночестве. Все складывалось удачно. Теперь чернь и Орден с ним. Ты хотел вернуться, старик? Ты ошибся. Теперь тебя встретят как страшного врага, и никакие уговоры не помогут больше поверить твоим словам. Ты всегда был
XII
— Ну как же, уважаемый Сергей, когда я смогу получить щиты? Я уже два дня стою со своими людьми у реки и до сих пор не могу выступить в сторону лагеря, — пустынник, необычно высокий для своего народа настойчиво стоял перед его столом.
Сергей устало вздохнул. Он уже третий раз объяснял ему, что вопросами амуниции ведает Гауфф Норр. Но для любого пустынника, обращение с любой просьбой к своему соплеменнику, не являющемуся племенным вождем, равносильно потере лица. А вот к чужеземцу — другое дело. Если две тысячи бойцов, с которыми они начинали войну, уже представляли собой хорошо обученную армию с четкой системой управления, то сотни прибывающих каждый день пустынников оставались скорее разбойничьими отрядами. Войну они себе представляли так: им выдают новое хорошее оружие, а они отправляются на свой страх и риск в набег, и были страшно разочарованы, увидев, что их ожидания не оправдываются.
Огромную работу выполнял Ганя, беседуя с каждым из прибывших, воодушевляя восторженных детей пустыни одним своим присутствием. Сабир прекрасно справлялся с вопросами убеждения вождей и князьков принять предлагаемые условия игры. По пять раз в день он получал вызов на бой "до тех пор, пока один мертвым не падет". Мертвым никто не падал, на крепкие черепа пустынников выливали холодной воды из реки, они приходили в себя, и с чистой совестью направляли своих людей в учебные подразделения, где они сразу попадали в лапы опытных десятников.
Армия уже представляла достаточно серьезную силу. Основу ее составляли две тысячи пустынников, обученных, экипированных проверенных в боях и почувствовавших вкус победы. Еще двенадцать сотен были полностью вооружены трофейным орденским оружием и имели сносный уровень подготовки. Почти семь тысяч человек проходили ускоренный курс обучения. Сергей ломал голову над тем, как разобраться с вооружением вновь прибывающих воинов, потом махнул рукой, поняв, что за такое короткое время с имеющимися производственными возможностями, точнее при полном их отсутствии, никакую модернизацию оружия и доспехов, имеющихся у пустынников, организовать невозможно. Оставалось использовать то, что есть.
Кавалерия насчитывала две с половиной сотни Рыцарей, перешедших на сторону Тамплиера — именно так они называли Ганю — и две сотни пустынников, которых упорный Сабир сумел посадить на лошадей.
— Уважаемый князь, — Сергей улыбнулся как можно более искреннее, — прошу вас, обратитесь по этому вопросу к Гауффу Норру.
Князь засопел, раздумывая не вызвать ли его на поединок. Но отказался от этой идеи, вспомнив, что, в отличие от Сабира, трое, бросивших ему вызов, были изрядно покалечены, что объяснялось, впрочем, не кровожадностью Сергея, а его неопытностью. Пробурчав что-то нечленораздельное, он вышел из палатки.
Похожий разговор со следующим посетителем прервал посыльный от Гани, и Сергей с изрядным облегчением направился в его палатку, его голова уже пухла от неразрешимых вопросов вроде вооружения, снабжения и размещения всей этой трудно управляемой массы. При этом изволь соблюдать политес, будь одновременно командиром и дипломатом.
— Приветствую Всеблагого и Могучего, Свет разума и Сладость Воды! Ничего не забыл? — он обратился к Гане, развалившегося в своей палатке на ковре, заваленном подушками. — Кстати, Всеблагий, а белый костюмчик тебе к лицу!
Ганя рассмеялся, сразу став похож на того, каким его знал Сергей.
— А мне больше всего понравилось Сладость Воды. Присаживайся, надо поговорить.
Сергей опустился на подушки. Это было уже интересно, за последнюю неделю ему не удалось перекинуться с Ганей ни словом. Сам он был занят обучением и подготовкой войск, а Великий и Могучий погряз в идеологической обработке союзников.
— У нас неприятности, — без предисловий объявил Ганя.
— Неприятности начались, когда ты приехал из Приволжска, — проворчал Сергей, — остальное — следствия.
Ганя вежливо улыбнулся, показав, что услышал шутку и продолжил:
— Произошло событие, которое меняет наши планы. Мы больше не сможем рассчитывать на массовый переход в наши ряды Рыцарей.
Сергей встревожился. Это было уже серьезно Он уже как-то успел привыкнуть к мысли, что отряды врагов в едином порыве присоединятся к ним, едва заслышав призывы белоснежного Гани.
— Что-то поменялось?
— Увы, — тяжело вдохнул Ганя, — все перевернулось.
Приготовившись слушать, Сергей скрестил ноги по-турецки.
Ганя налил себе из чайника с длинным носиком ароматный отвар, предложил Сергею, тот покачал головой — напиток, конечно, приятный, но поглощать его в таких количествах, как и местные жители, не было никакой возможности. Вот кофейку бы…
— Десять дней назад, вверх по течению Шермы, километров за тридцать отсюда была сожжена деревня. Она называлась Тено…
Сергей кивнул головой. До него доходили слухи о каком-то происшествии, но он не придавал этому особого значения, решив, что была обычная приграничная стычка.
— Только представь себе, — жестко сказал Ганя, и его большие глаза внезапно стали холодными и колючими как кристаллики льда, — убиты почти триста человек. Сожжены заживо. Из них почти сто детишек.
Сергея передернуло. До сих пор война представлялась ему как сражения воинов, сражения кровопролитные, но в которых участвуют люди, готовые убивать и быть убитыми, понимающими, на что они идут. О неприглядной стороне войны, о сожженных деревнях, убитых детях, грабежах и людском горе он не думал. Не хотел думать.