Единственная наследница
Шрифт:
Анна тоже почувствовала ее вкус, когда отец отправил в изгнание Сильвию де Каролис, но чем больше она жила на свете, тем больше убеждалась, что это архаическая форма справедливости, к которой прибегают за неимением лучшего. Несколькими днями раньше она простила Сильвию в церкви Сан-Бабила и не испытывала никакой вражды к ней. Но там все же речь шла не об убийстве.
– Человека, который направил руку убийцы моего отца, – снова начал Пациенца, – звали Никола Пеннизи. Мне никогда не забыть, Анна, обезображенное выстрелами в упор лицо отца. Он был добрый человек, который никогда не требовал больше, чем куска хлеба для своих детей. Ради этого он тяжко трудился. Но они убили его, и я никогда не прощу им этого. Я видел, как моя мать выплакала все свои слезы, как
– Я знаю, что отец был твоим покровителем, – вмешалась Анна. – Это ведь он тебя открыл.
В усталых глазах Пациенцы мелькнул хитрый огонек.
– Я всегда позволял ему в это верить, – сказал он с легкой улыбкой. – Но в действительности я сам выбрал его. Я работал в зеленной лавке с матерью. Я развозил покупки, но при этом присматривался к людям, изучал их. Твоя тетка Джузеппина, сестра Чезаре, которую ты никогда не знала, всегда оказывала предпочтение людям обездоленным, но честным и чистым душой. И я, который был и обездоленным, и честным, но не таким наивным, как она думала, сделал все, чтобы познакомиться с ней. У меня в голове был четкий план: я хотел через нее сблизиться с ее братом, привлечь внимание этого незаурядного человека, которому в то время было лишь немногим больше двадцати лет. Я вступил в сражение, я объявил тайную войну убийцам моего отца и искал союзников, с помощью которых мог бы впоследствии добраться до них.
В школе мои способности заметили, и учитель донимал мою мать, настаивая, чтобы я продолжил учение. Сегодня торговцы фруктами имеют неплохие доходы, а в те времена они едва сводили концы с концами. Поэтому у меня было лишь две возможности выбиться в люди: просить помощи у Никола Пеннизи, который отправил нас в Милан и который помог бы сыну своей жертвы, лишь бы мать сидела тихо, или же обратиться к Чезаре Больдрани, который уже тогда выказывал мне свое расположение. Я отмел обе эти возможности. Я не хотел, чтобы помощь Пеннизи каким-то образом смягчила его вину, лишив меня варварского удовольствия отомстить, и ничего не хотел просить у Больдрани. Я принял решение, обескуражившее всех: семинария. Церковь и сегодня помогает способным людям раскрыть свои дарования.
– Но не бескорыстно, – вставила Анна.
– Не думай, что другие институты страдают бескорыстием, – напомнил ей старый адвокат.
– И ты никогда не боялся божьего гнева? – Анна пристально взглянула на него.
Пациенца покачал седой головой.
– Полагаю, у бога есть заботы и поважней.
– Но есть проблема мести? – задала она провокационный вопрос.
– Ты хочешь поспорить с неудавшимся священником, – едва заметно улыбнулся он. – В Библии говорится: «Око за око, зуб за зуб». Но, даже не трогая бога, я думаю, никто не понял мой выбор лучше, чем Чезаре Больдрани. И одобрил его, поскольку взял меня под свое крыло. Именно твой отец вмешался в нужный момент. Не стоит рассказывать тебе о годах, прожитых вместе, о том почтении, которое я испытывал к нему, о его дружеской привязанности ко мне.
– Это я знаю, – сказала Анна.
– Я помогал ему во всем, отдавая все силы росту его империи. Но мне казалось, что я не обрету покой, пока не отомщу. В начале пятидесятых годов Никола Пеннизи перебрался из Сицилии в Рим. Дела его пошли хорошо, фирма его процветала. Два года спустя после убийства моего отца Никола Пеннизи женился на дочери одного политика из Палермо. Имел от нее сына Вито. Как-то я поехал в Рим, чтобы взглянуть на особняки, что строились в одном престижном районе. Там была броская вывеска: СТРОИТЕЛЬНАЯ ФИРМА НИКОЛА ПЕННИЗИ И СЫН. Отпрыск его вырос дрянной: распутник, игрок, увяз в долгах. Но сам дон Никола, которому было около семидесяти, был еще крепок и держал все в кулаке.
– А министр? – напомнила Анна.
– А министр появился на сцене в конце пятидесятых. В те времена он был еще начинающим политиком. Во время одного из тех сборищ, что
Анна слушала его повествование, пытаясь на каждом повороте найти точку соприкосновения со своей личной историей, но пока что не находила.
– Извини, Пациенца, все это очень интересно, но при чем здесь я?
– Узнаешь, дорогая, потом, – успокоил он ее. – Но, если хочешь все понять, будь добра выслушать меня.
– Да, Миммо, извини меня.
– С тех пор как я вошел в число доверенных людей Больдрани, дон Никола Пеннизи давал о себе знать. Я, в свою очередь, давал ему понять, что не исключаю возможности нашей встречи. Во мне нуждались многие. Недостаточно иметь деньги, чтобы перед тобой раскрылись все двери. Надо иметь деньги и нужного человека. Одним из таких людей был я. Пеннизи, чье положение было уже не так прочно, душу бы продал в обмен на нашего политика, который к тому времени сделался министром. И тут я дал ему знать, что готов вступить с ним в контакт.
– А почему он должен был верить тебе, – с сомнением спросила Анна, – зная, что он сделал твоей семье?
– Дон Никола не был наивным, но все повернулось так, что он поверил, будто моя мать унесла в могилу свою страшную тайну. Поставь себя на место этой бедной женщины. По логике мафиози, мой отец совершил ошибку. Просить за себя еще допустимо, но требовать справедливости для всех – это вызов. За это он и поплатился жизнью. Однако та же самая рука, что поразила отца, спасла сына. Ей оставалось лишь с этим смириться. Я знаю, что тебе это трудно понять.
– Да, – согласилась Анна, – это не очень укладывается в голове.
– К тому же мы с Больдрани распустили ложные слухи о наших с ним разногласиях.
– В самом деле, – вспомнила она, – было время, когда говорили о разладе между вами, даже вражде.
– Больше того, – уточнил Миммо Скалья. – Когда я приехал к Пеннизи, он был убежден, что я сошелся с ним, чтобы насолить твоему отцу. Я ему дал понять также, что хочу рассчитаться с ним за то, что он помог моей матери после смерти отца. Дон Никола был уже стар и немощен, но алчность не давала ему покоя. Шанс войти в команду министра действовал на него оживляюще, но, вовлекая политика в дела Пеннизи, я готовил конец обоим. Чтобы развернуться, им не хватало одного – денег. Поэтому я навел мост между банками Больдрани и предприятиями этих торговцев недвижимостью. Я убедил министра перевести свою долю в небольшой швейцарский банк на льготных условиях. Через два дня этот банк лопнет, и экс-президент останется у разбитого корыта.
– Я правильно тебя поняла? – спросила Анна.
– Ты поняла прекрасно. Это был план, разработанный твоим отцом и осуществленный мною. Мы все сделали, чтобы Пеннизи плохо кончил. Разорение стало для него возмездием. А наши деньги вернулись к нам вместе с доказательствами продажности министра. Анна была ошеломлена.
– План блестящий, – признала она. – Но, как только министр поймет, что, помимо всего прочего, он еще и потерял свое состояние, разъярится, как зверь. Тогда уж он наверняка постарается доказать, что старик не мой отец.