Эго, голод и агрессия
Шрифт:
Один из наиболее интересных неврозов, который можно назвать «парадоксальным неврозом», возникает как следствие сопротивления сопротивлению. Таким образом, подавленный стыд трансформирует характер, делая его бесстыдным («pudere» = «быть пристыженным»), нахальным49 («даже не краснеет»). Подавление отвращения не ведет к появлению аппетита, но к жадности и склонности набивать живот.
Определенные перверсии обязаны своей парадоксальностью попыткам управлять эмоциональными сопротивлениями. Мазохист, хотя он и сознательно ищет боли, боится ее, и, несмотря на все попытки привыкнуть к ней, никогда не будет в силах вынести ее сверх определенного предела. Эксгибиционист постоянно занят
Одно из фрейдовских определений невроза утверждает, что это подавленная перверсия. Дело обстоит как раз наоборот. Перверсия и есть невроз, тогда и до тех пор, пока она содержит в себе незавершенную ситуацию. Вуайерист не может смириться с тем, что он видит, и поэтому подглядывает снова и снова. Как только он убеждается в том, что он видит нормальное явление, его любопытство удовлетворяется и тем самым сводится к нулю.
Общим для всех этих случаев является то, что подавление эмоциональных сопротивлений отбирает у субъекта большую часть его энергии и интереса к жизни. То, чем они занимаются, по большому счету, так же изматывающе и бессмысленно, как попытки удерживать мяч под водой, надавливая на него сверху, чтобы он не всплыл. Стыд, отвращение, смущение и страх должны получить возможность выйти на поверхность, попасть в сознание.
Осознавание нежелательных эмоций и способность их выдерживать является непременным условием успешного излечения; эти эмоции получат разрядку и тогда они станут функциями Эго. Именно этот процесс, а не процесс припоминания, формирует via regia к здоровью.
Способность выдерживать неприятные эмоции необходима не только для пациента, но и для терапевта. Психоаналитический метод все еще страдает от личностных сложностей своего создателя: неспособности Фрейда выдерживать его собственное чувство смущения. В личном контакте, насколько я сам переживал и слышал от других, он подавлял свое смущение нелюбезностью и даже оскорбительной грубостью. В процедуре психоанализа, как он сам признавал, он чувствовал себя неловко и смущенно под взглядом пациента; он избегал неприятного напряжения, организуя аналитическую ситуацию таким образом, чтобы не попадаться на глаза пациенту.
Не так важно, что эта процедура стала догмой, которой прочно привержен психоанализ; кому бы не хотелось защититься от смущения? Еще независимо от последствий для аналитика, это обуславливает определенный недостаток аналитического лечения, так как дает пациенту возможность не видеть аналитика, который на него смотрит, а следовательно проигнорировать тот факт, что он находится под наблюдением, и избежать осознавания смущения и стыда, с помощью которых он мог бы оздоровить развитие своего Эго.
* * *
Еще важнее, чем все эти эмоциональные сопротивления, оказывается неэмоциональное сопротивление, которое мы называем «сила кролика». Ни либидозный катексис, ни инстинкт смерти, ни обуславливание, ни теория запечетлевания никак не раскрывают истинных условий. Установка пустышки и страх неизвестности немного объясняет нежелание изменяться, но инерция и подлиная природа привычки остается самой темной загадкой.
Для практических целей нам может быть достаточно знаний о том, что привычки — это экономное приспособление, которое облегчает решение задач функции Эго, так как сосредоточение возможно только на одном объекте в одно и то же время. В здоровом организме привычки согласованы, нацелены на поддержание целостности. При некоторых условиях, например при взрослении или изменении окружения, привычки становятся неадекватны. Вместо поддержки целостности они разрушают
Подход Ф.М.Александера к этому вопросу наиболее интересен. Он ставит торможение перед активностью (переживание торможения идентично переживанию «точки творческого безразличия» по Фридландеру). Здесь не место обсуждать его отвержение организмических влечений, которые приводят к «забыванию вспомнить» (т.е. неосознанный саботаж, страх изменений). Я хочу указать, что его «торможение» приводит к деавтоматизации привычек и дает шанс почувствовать влечение за привычкой.
Давайте рассмотрим такой пример: у человека есть привычка вскакивать и ходить из угла в угол во время разговора с кем-нибудь. Вспоминая о том, что нужно сдерживать эту привычку, он может ее преодолеть, но основное влечение, поднимающее его с места, остается незатронутым50. Возможно, он привычно смущается или впадает в панику, но он осознает только, что немножко нервничает. Он встает и уходит от тех людей, с которыми имеет дело, он прячется в раковину и это его единственный способ разобраться в своих мыслях. Другая возможность заключается в том, что во время разговора он становится раздраженным. Вместо того чтобы выразить свое раздражение, он убегает. И опять он ничего не узнает про свою потребность, кроме того, что чувствует себя утомленным.
Затормаживая, подавляя свой импульс, он, однако, удерживает его размытым, он осознает «голый» импульс. Я обнаружил, что очень небольшой результат достигается оттормаживанием значения импульса и переобуславливания, если одновременно с этим мы ничего не делаем с мощным внутренним влечением. Самый простой способ сделать это — поддержать его выражение. Если человек попросит своих коллег подождать немного, потому что он смущен или ему нужно дать выход своему раздражению, он сможет изменить неприятную привычку на адекватное управление ситуацией.
Однако это все детали. Они не умаляют ни в малейшей степени ценности выводов Александера о том, что человек должен замереть, прежде чем приступать к действиям или размышлениям. Чистым переобуславливанием он уменьшает (но не избегает полностью) опасность развития параноидной установки. Люди, не способные к «сублимации», ломая свои привычки, лишают себя энергии выражения и будут однозначно проецировать свои импульсы (которые первоначально вели к формированию этих привычек) и становиться не счастливее, но опустошеннее.
Александер больше всего интересуется и больше всего занимается сверхнапряженными людьми; его «торможение» соотносится с высвобождением присасывания (Verbissenheit), и если ему успешно удается разместить эту инфантильную установку благодаря сознательному планированию, он конечно достигает фундаментальных изменений. Он правильно подчеркивает трудности, которые переживают люди в связи с изменениями. К счастью, не все человечество фиксировано на установке присасывания, к счастью, еще осталось некоторое количество жующих людей, которые хотят и могут осуществить изменения в себе и в других.
* * *
Метод «торможения ложных установок» Александера и его сосредоточение на правильных установках настолько же неэффективно и односторонне, как и подход Фрейда, который сосредоточен на анализе нежелательных установок. Требуется комбинирование, синхронизация анализа и переобуславливания. Разрушение и построение — это просто стороны единого неделимого процеса организмической реорганизации.
25 Подавление изначально основано на контроле за запирающими мышцами рта, ануса и уретры.