Его искали, а он нашелся

Kadavra Avada

Надругательство над трупом я совершил не от злости большой и не от тупости несусветной, хоть на этот счет та же Тиа явно найдет что сказать, преимущественно изящными эльфийскими матами. Мне нужна была та связь, какую мастер имел со своим творением, со всей этой ритуальной конструкцией. Ясновидение сбоит по черному, словно я вновь только вышедшей из леса бродяга, не умеющий толком контролировать и направлять свои видения. Хоровод образов такой мутный, что от него тошнит, а ведь в него примешано вдоволь Порока, сладострастных видений, присылаемых прямиком из Пекла.

Знаете, аспект

Агонии мне нравился куда больше, чем нынешний. Там и трюки были попроще, и воздействие попрямее, и, что самое важное, дьяволы того конкретного домена были куда слабее. А ведь еще и замаскированная тварь даже через барьер усиливает наваливающуюся на меня эйфорию и возбуждение, надеясь таки додавить, как он считает, почти павшую душу. Все же маскировка у Туманчика была сильнейшей его чертой - до самого последнего момента мой враг не понял, что ему противостоит кукла, причем чужая, а не настоящий Пыпыщ. Сейчас, когда все-все-все уходит на попытки не развоплотиться окончательно, он бы природу эту сразу понял, но теперь ему мешает барьер.

Нахожу среди все сильнее сдавливающих мозги похабных картинок нужный образ и достаю из кармана мастера причудливой формы флакон. Это не противоядие, но если у тебя нету хлеба, можно перекусить марципанами, верно же? Высшее зелье возобновления, способное поставить на ноги свежий труп, если только душа не сожрана и оболочки не слишком повреждены. Я и сам такие умею делать, причем ничем не хуже, но своих зелий со мной нет по вполне уважительным причинам. Сжимаю флакончик в кулаке, волевым усилием прогоняю навеянную картинку двенадцати эльфийских мамочек, кормящих одного эльфийского подростка грудью, после чего начинаю в стиле зомби ползти ко все еще парализованной Жюстин. На одной, мать ее, руке! Аки гусеничка, просто прекрасно.

Вопли и стоны, бьющие по мозгам даже через ретрансляторы, которых осталось что-то около трех десятков из почти двух сотен, уже действительно оглушают и если бы они приходили напрямик ко мне самому, то были бы проблемы. Не слишком серьезные, но на фоне общей кучи дерьма имеющие шанс стать той соломинкой, которая таки сломает верблюд хребту. Отбрасываю в сторону очередную порцию преисполненных нежностью и заботой (почти не фальшивыми!) образов, так и подмывающих сделать что-то со спасаемой девицей, я каким-то удивившим даже меня гимнастическим трюком вливаю полностью осознающей реальность дамочке в рот алхимическую бурду, после чего и говорю:

– Адекватна?
– Греза в голосе может и звучит пугающе, но она в прошлом бывала в боях, да и я ее сейчас пугаю все-таки меньше.

– Д-да.
– И чуть погодя уже более твердо.
– Да, вполне.

– Тагда бери меня за шиворот и подыми повыше.
– Здраво поразмыслив, трачу часть сил, чтобы сделать слова нормальными, а не как всегда, а потом, когда она уже начала медленно вставать на трясущиеся от ужаса и шока пережитого ноги, притормаживаю.
– Хотя, погоди-ка, так оно не здраво, нада от такого добра избавиться.

С этими словами начинаю уменьшать долю плоти убитого культиста, потому как эта плоть мало того, что Пеклом пропиталась, так еще и тварь через нее какую-то херню на принципе подобия основанную делает, причем с

каждой секундой все сильнее делает. Вот только когда я уже закончил, выбросив все лишнее и уменьшив поступление Порока по связи Пыпыщ-Мозги, то мне напомнили, что не у всех тут есть такая охрененная сопротивляемость любым воздействиям на разум, еще сильнее усиленная кучей предохранителей и прокси.

Довольно улыбающаяся Шмиелэ делала какие-то странные движения, а столь же довольно улыбающаяся и едва ли не кончающая от радости услужить той, кто, похоже, успела в ее мозгах покопаться еще за время плена, зеркально повторяла все ее движения. И вот-вот эти движения приведут к тому, что она переставит фигурки, получив от чужого артефакта что-то нехорошее, но и барьер, с некоторой вероятностью обнуляя.

С мысленным, чтобы глотку не напрягать, матом беру себя в руки, а в единственную руку беру оторванную у мастера руку, которая просто под руку подвернулась, да так и кидаю эту руку Жюстин под ноги, чтобы она об нее споткнулась и упала на жопу, выходя из транса. А потом, пользуясь тем, что эта краля ранее носила в себе Туманчика, концентрирую часть доступной Грезы на ней, ослабляя действие закладок и снижая давление Порока с помощью остатков моего программирования.

Убирать похоть и покорность с помощью Туманчика? Что дальше? Пчелы против меда? Секс за девственность? Или, чтоб мне еще веселее жилось, политики против коррупции?

С уже совсем не мысленным матом, женщина отскакивает от края барьера подальше, закрывает уши ладонями и, пошатываясь, бредет в мою сторону, зачем-то прихватив с собою выпущенный мною снаряд. И все это не прекращая материться, причем так заковыристо, что я подобные выражения только от Касси Дружбомага и слышал. Кое-как она берет меня за шиворот, не прекращая ругаться, явно не давая себе слушать чарующий голосок злой, усталой и отчаянно пинающей непроницаемую стену барьера Шмиелэ.

Мнемотическая техника защиты сознания на основе матерных тирад - звучит странно, но метод более чем действенный, часто применяемый. Злость и боевой азарт, как-никак, одни из самых лучших щитов против ментальных воздействий жесткого или даже тонкого типа, а мастеров, что смогут подавить или обмануть такую защиту быстро никогда не бывает много. Зверолюдка, несомненно, входит в это незначительное число, да еще и далеко не в самом низу иерархии расположена, но попаданческая увертливость заставила ее выложиться почти до дна и сейчас ее сил не хватало на преодоление даже столь расшатанной воли, лишь немного прикрытой моим воздействием.

– Так-так, значитца, вот прямо отсюда три шажка вперед, и полушаг влево сделай.
– В подобном состоянии сохранение излюбленной Пыпыщем манеры речи дается даже тяжелее сражения с лишь немного отступившим пороком.
– И, того-этого, руку, наверно, не выбрасывай.

Оторванную конечность я и вправду отобрал у тяжело дышащей и с трудом себя контролирующей пленницы, после чего соединил ее с единственной рабочей хваталкой. Это не только удлинение коротковатого органа хоббита (опять оно похабно прозвучало, черт возьми!), но еще и способность, в теории, работать с артефактными фигурками покойного мастера.