Его Кукла
Шрифт:
Предложение двуликого звучит весьма заманчиво. Только всё равно есть что-то, что меня настораживает. Каждой клеточкой своего существа чувствую подвох.
Никогда ещё я не слышала, чтобы двуликие так бессмысленно сорили деньгами. И я не знаю случаев, когда высший так охотно облагодетельствовал бы хоть одну сиротку вроде меня.
Но в таком случае, зачем этим заниматься Рисаю?
— И как же, по-твоему, я могу помочь отомстить? — В голове моментально зарождается неприятное подозрение. — О, нет. Только не говори, что ты купил
— Нет, успокойся. — Рисай хмурится. — Не нужно ничего красть!
— Какая же тогда роль мне отведена в твоём плане мести? — Я уже совсем ничего не понимаю и окончательно путаюсь в паутине слов двуликого.
— Роль моей Куклы, — произносит он громко и чётко. — Рабыни, купленной для разного рода сексуальных развлечений.
Сердце подпрыгивает и начинает яростно колотиться где-то в горле. Вместе с застрявшим там колючим комом.
От предложения Рисая на душе становится мерзко.
Он купил меня на аукционе, как вещь. Как какую-то бездушную статуэтку!
Он не ударил, не изнасиловал и не задушил, как, судя по словам охранников, поступали со своими Куклами другие хозяева! Он даже обещал устроить моё будущее, но…
Я всё равно для него просто дорогая вещь.
С каждой минутой всё сильнее ощущаю, как расширяется между нами пропасть, которую я заметила только сейчас.
Лицо горит от смущения и покалывает от возмущения. И чтобы скрыть это, я тру ладонями щёки.
— Мне нужно будет с тобой?..
— Не по-настоящему, не беспокойся, — качает головой Рисай. — Если мне приспичит кого-нибудь трахнуть, я предпочту шлюху, знающую в этом толк. Всё, что нужно тебе, это подтвердить мои слова и признать себя моей Куклой, когда придёт время.
Я не знаю, стоит ли верить тому, кого вижу впервые в жизни. Его слов уже недостаточно для восстановления моего спокойствия.
— Прости, но я что-то пока не очень понимаю. Как моё признание поможет тебе отомстить?
Рисай опирается локтями на стол, складывает ладони «домиком» и обжигает ледяным взглядом.
— Я расскажу тебе одну историю, Дар-рья. — Он произносит моё имя как-то непривычно зло, с надрывными рычащими нотками. — Ты всё поймёшь. А после сама решишь, готова ли помочь мне.
— А если я решу, что не готова? — задаю ему вопрос, что называется, в лоб.
— Тогда ты уйдёшь.
Всё тот же пристальный холодный взгляд. И всё та же поза. Ни единый мускул на лице Рисая не выдаёт истинных эмоций и мыслей.
Но я чувствую, что он лжёт. Не имеет значения, что я отвечу, двуликий всё равно не отпустит меня.
— Итак. — Рисай принимает моё молчание за готовность выслушать, и начинает свой рассказ. — Как и сказал, я оказался здесь, в Призоне по вине высшего ке-тари, — повторяет он уже сказанное ранее. — Мы вместе
— Из-за чего, если не секрет? — тут же интересуюсь я у него.
— Из-за власти. По результатам голосования я должен был занять высокую должность. Но тот, кто называл себя моим другом, подделал результаты и обманом занял пост, который предназначался мне. Из-за этого мы начали враждовать. — Рисай наклоняется вперёд и тихо добавляет: — И ещё из-за женщины.
— Из-за женщины? — щуру я глаза и невольно подаюсь ему навстречу.
Конечно, я не слишком знакома с особенностями личной жизни двуликих. Но в те времена, о которых говорит Рисай, двуликие ещё не женились. Женщины были лишь бесправными игрушками. Любой двуликий мог без суда казнить женщину, просто задушив её. За один только взгляд, за одно возражение или отказ подчиниться.
Мне кажется странным, что двое друзей превратились во врагов из-за женщины.
— Ты ведь знаешь, кто такая савари? — интересуется Рисай.
— Кажется, это что-то вроде Куклы. — Я даже не пытаюсь скрыть сарказм, когда отвечаю. — Любовница и рабыня в одном лице.
— Не совсем. — Рисай тотчас опровергает мою версию. — Каждый высший двуликий может взять себе женщину для удовольствия. Он ставит на её плече золотое клеймо в виде полумесяца. Это означает, что по отношению к женщине применено право Золотого месяца. В течение этого времени она живёт в доме двуликого. Её обучают всему, что должна знать савари, чтобы доставлять удовольствие своему мужчине.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Хочу, чтобы ты понимала суть этих особых отношений. Ты ведь знаешь, что тогда на Земле действовали старые законы и порядки, установленные ке-тари? Женщинам, получившим статус савари, в те времена нельзя было беременеть. За это казнили.
— Да, я знаю это! Слышала много раз от ещё живых родителей, умолявших никогда не попадаться на глаза двуликим, — говорю, а в груди закипают злость и раздражение.
— Заняв высокий пост, мой друг взял себе савари. Её звали Хлоя, — кажется, ничего вокруг не замечая, продолжает Рисай. — И так вышло, что однажды она забеременела.
— Я всё ещё не понимаю, как твой рассказ связан со мной, — напоминаю я двуликому, желая побыстрее добраться до сути.
— Ты спросила, что я делаю здесь… — Он с тяжёлым вздохом снова отстраняется. — Моему другу сказали, что между мной и его савари была связь. Я пытался всё объяснить, но друг предпочёл поверить не мне. Когда он узнал о беременности савари, ему даже в голову не пришло, что ребёнок может быть от него. Как только Хлоя родила, мой друг приказал казнить савари, а ребёнка отдал. С тех пор он ненавидит меня и винит во всех своих бедах. Его ненависть дошла до того, что он отправил меня в изгнание.