Эгоист (дореволюционная орфография)

Вернер Элизабет

Онъ протянулъ двушк руку, но Фрида медлила принять ее. Блдность и румянецъ чередовались на ея лиц, но каза­лось, что все же какое-то бурное, съ трудомъ сдерживаемое чувство хочетъ вырваться наружу. Въ этотъ моментъ съ тер­расы донесся голосъ Джесси, обезпокоившейся долгимъ отсутствіемъ Фриды. Послдняя всрепенулась.

— Меня зоветь миссъ Клиффордъ, мн нужно пойти къ ней. Благодарю васъ, мистеръ Зандовъ, я... я боле не стану бо­яться васъ! — сказала молодая двушка и быстро, прежде чмъ онъ могъ воспрепятствовать, прижала губы къ его все еще протянутой рук и скрылась среди кустарииковъ.

IX.

Зандовъ съ изумленіемъ и смущеніемъ смотрлъ Фрид вслдъ. Странная двушка! Что можетъ обозначать эта вне­запная смна страха доврчивостью, эта странная вспышка посл столь долгой замкнутости? Это оставалось для него за­гадкой; но Фрида своей неосторожной фразой и полной

противорчій сущностью добилась того, что не удалось бы самому продуманному расчету, а именно вызвать и поддержать интересъ въ этомъ обычно столь равнодушномъ человк. Вдь у него было полное основаніе сердиться на эту „фантастичную двичью головку съ экстравагантными идеями“; но рядомъ съ этимъ его раздраженіемъ нтъ-нтъ, да давало себя знать то странное чувство, которое овладло имъ еще ране, когда онъ впервые поглядлъ въ эти темные дтскіе глаза и о которомъ онъ самъ не зналъ, было ли оно для него мучительно или пріятно. Зандовъ позабылъ — быть можетъ, первый разъ въ жиз­ни, — что его ждутъ его кабинетъ и рабочій столъ съ важными письмами. Онъ медленно опустился на скамью и сталъ смотрть на безпокойно волнующееся море.

Онъ назвалъ это волненіе „до смерти однообразнымъ“. Въ немъ наряду со многимъ другимъ уже давно умерла способность ощущать красоты природы, но слова разговора съ Фридой по­чти безсознательно удерживались въ его памяти. Да, правда, это былъ океанъ, и по ту сторону водной громады находилась его родина! Зандовъ уже долгіе-долгіе годы не думалъ о ней. Да и что значила для него родина? Вдь онъ давно сталъ чужимъ ей, всми корнями своего существованія онъ держался теперь за новую страну, которой онъ былъ обязанъ всмъ тмъ, чмъ сталъ теперь. Прошлое находилось отъ него такъ же далеко, какъ невидимый родимый берегъ тамъ, за туманомъ.

Правда, теперь онъ, гордый, богатый длецъ, имя котораго было извстно во всхъ крупнйшихъ центрахъ міра, который привыкъ имть дло съ сотнями тысячъ, съ сострадательнымъ презрніемъ глядлъ съ высоты своего величія на то прошлое, на узко ограниченную жизнь мелкаго служащаго въ маленькомъ нмецкомъ провинціальномъ городишк. Какъ незначителенъ и ограниченъ былъ тогда горизонтъ его жизни, съ какимъ трудомъ онъ долженъ былъ перебиваться на свое малень­кое жалованье, пока посл долгаго ожиданія добился наконецъ мста, которое позволило ему устроить свой, хотя и до крайности скромный, домашній уголокъ! И все-таки какъ это бдное существованіе было освщено солнечнымъ блескомъ любви и счастья, окружавшихъ его своимъ ореоломъ! Молодая, красивая жена, цвтущій здоровьемъ ребенокъ, свтлое, радост­ное настоящее, полное грезъ и надеждъ будущее — ничего иного, большаго не было нужно, чтобы сдлать счастливымъ его, то­гда еще жизнерадостнаго человка.

И вдругъ это короткое счастье закончилось такъ страшно!..

Въ родной городъ вернулся другъ юности Зандова, выросшій вмст съ нимъ, раздлявшій съ нимъ дтскія игры, а затмъ проведшій совмстно съ нимъ годы университетскихъ занятій. Онъ былъ состоятеленъ и независимъ; ему не приходи­лось мучиться заботами объ устройств своего существованія, какъ Зандову. Послдній встртилъ его съ распростертыми объ­ятьями и ввелъ въ свою только что основанную семью. Съ этого момента началась одна изъ семейныхъ трагедій, которыя часто въ теченіе долгихъ лтъ разыгрываются тайкомъ, пока ихъ насильственно не обнаружитъ какая либо катастрофа. Обманутый мужъ не имлъ понятія о томъ, что сердце его жены чуждо ему, что въ его собственной семь его опутала своими цпями измна. Его любовь, его непоколебимое, какъ скала, довріе длали его слпымъ; когда же наконецъ у него от­крылись глаза, было уже поздно: его счастье и честь были уже разрушены и поруганы. Доведенный отчаяніемъ почти до безумія, Зандовъ лишился самообладанія и набросился на по­хитителя своего счастья.

Судьба по крайней мр въ одномъ пощадила его — онъ не сдлался убійцей; его другъ-пріятель, сильно пострадавшій отъ его нападенія, постепенно поправился, однако Зандовъ заплатилъ за ту свою вспышку долголтнимъ заключеніемъ въ тюрьм. Конечно за нимъ было право, но буква закона осудила его, и это осужденіе погубило всю вншнюю сторону его существованія. Онъ немедленно потерялъ свое прежнее положеніе, его служебная карьера была покончена. Женщина, нкогда назы­вавшаяся его женой, получила разводъ и отдала свою руку человку, ради котораго измнила мужу, и носила теперь его имя. А то единственное, что осталось у несчастнаго Зандова, то, что законъ присудилъ ему, а именно его родное дитя, онъ самъ оттолкнулъ отъ себя. Онъ научился сомнваться во всемъ, считать ложью все, что до тхъ поръ считалъ правдивымъ и чистымъ; въ силу этого онъ уже не врилъ въ свои отцовскія права и отказался признать своимъ то существо, которое еще недавно было всмъ счастьемъ его жизни. Онъ оставилъ

ре­бенка матери, даже не взглянувъ на него.

О возвращенiи въ родной городъ при подобныхъ обстоятельствахъ конечно не могло быть и рчи. Зандову оставалась только Америка, это мсто убжища многихъ неудачно сложившихся существованій. Разойдясь съ самимъ собой и со всмъ людомъ, бдный, съ позорнымъ пятномъ человка, отбывшаго въ тюрьм наказаніе, онъ прибылъ въ Новый Свтъ. И это было поворотнымъ пунктомъ его жизни. Именно здсь Зандовъ со ступеней глубочайшаго бдствія дошелъ до блеска и бо­гатства.

Съ этого времени успхъ всегда сопутствовалъ Францу Зан­дову. Что онъ ни предпринималъ все удавалось ему, и онъ быстро привыкъ къ риску. Онъ увлекъ за собой боле спокойнаго, осмотрительнаго Клиффорда на путь самыхъ смлыхъ, даже отчаянныхъ спекуляцій, а когда съ момента смерти Клиф­форда въ его рукахъ сосредоточилось все управленіе дломъ, онъ уже не зналъ ршительно никакого удержа. Въ этой гоньб за наживой человка, не имвшаго никого, для кого ему нужно было бы накоплять богатство, было нчто жуткое, тяжелое. Но каждый человкъ долженъ имть что либо, къ чему онъ страстно стремится, что составляетъ цль и содержаніе его жизни; если для него утрачены благородныя богатства, то очень ча­сто этимъ магнитомъ является демонъ золота, который овладваетъ опуствшимъ мстомъ. Зандовъ тоже попалъ во власть этого демона. Послдній толкалъ его неустанно къ новой нажив, гналъ его отъ одной рискованной спекуляціи къ другой и очень часто соблазнялъ ставить все на одну единственную карту. Но этотъ же демонъ длалъ его нечувствительнымъ ко всякой радости жизни, къ покою и отдыху. Зандовъ, ставшiй главою большого американскаго банкирскаго дома, добился поистин достойнаго зависти положенія въ жизни, но на его лиц были лишь слды заботъ, вчнаго лихорадочнаго волне­нiя; ни мира, ни счастья не было замтно на немъ.

Туманъ на океан сгустился и распространялся все шире и шире. Мрачными тнями надвигался онъ на берегъ, а изъ нихъ вырывались темныя волны океана и устремлялись на сушу. Втеръ, чрезвычайно усилившійся, все сильне и сильне гналъ ихъ на берегъ; он теперь уже не расплывались съ легкимъ шипньемъ, а съ грознымъ шумомъ и пной низвергались на сушу. Какъ грозно вздымались эти волны у ногъ одинокаго Зандова, который, мрачно, словно углубившись въ самого себя, смотрлъ на нихъ! Казалось, будто каждая волна повторяла ему т самыя слова, которыя онъ слышалъ на этомъ мст, а тамъ, въ туман, возникали картины, вызываемыя имъ.

Удивительно! Того, чего не добился Густавъ своими энергичныии рчами, удалось достигнуть этой „дтской болтовн“. Серьезное указаніе брата не произвело никакого впечатлнія на дльца Зандова; послдній лишь презрительно отмахнулся отъ нихъ, называя „сантиментальными бреднями“, и въ конц концовъ угрозой заставилъ ихъ замолкнуть. Вдь онъ уже давнымъ-давно въ своихъ предпріятіяхъ усплъ отвыкнуть заботиться о чьемъ либо благ и гор. „Съ людьми нужно обращаться, какъ съ цифрами“ — это былъ принципъ его жизни и главная основа его богатства. Такъ же и при этой спекуляцiи, предложенной ему Дженкинсомъ, Зандовъ обращалъ свое вниманіе лишь на цифры, и он общали ему богатую наживу; ему даже и въ голову не пришло, что къ этому длу прикосновенны и человческія жизни. И вдругъ неопытное дитя, не имвшее даже представленія о страшномъ значеніи своихъ словъ, какъ разъ на этомъ мст осмлилось сказать ему подобныя вещи! Слова молодой двушки продолжали держаться въ сознаніи Франца Зандова, и онъ не могъ избавиться отъ нихъ.

„Сколько заботъ и страха, сколько желаній и надеждъ несетъ на себ пароходъ!“ — сказала Фрида. Да, Зандовъ самъ иcпыталъ это: вдь онъ самъ сошелъ на почву Америки съ разрушенными жизненными надеждами, съ послдней отчаянной попыткой найти спасеніе въ новой жизни. Ему посчастливилось, друзья и родственники протянули ему руку помощи. Безъ нихъ и онъ, быть можетъ, тоже погибъ бы. Но другъ за другомъ прибыли еще сотни пароходовъ, и тысячи людей, приплывшихъ на нихъ въ Америку, можетъ быть, также рискнули своимъ послднимъ достояніемъ, робко искали спасительной руки, кото­рая должна была протянуться имъ навстречу здсь. На этомъ новомь для нихъ материк можно было еще изъ многаго извлечь пользу, и многимъ изъ переленцевъ онъ могъ казаться боле благословеннымъ, нежели ихъ родина. Однако всякій, принявшій ту руку, которую ему протягивалъ Дженкинсъ со своимъ дловымъ другомъ, шелъ на гибель. А какъ еще много было территоріи для тхъ земельныхъ участковъ, гд переселенцевъ ждали пустыня и лихорадки. Фирма Дженкинсъ и Компанія за грошевую цну скупила грандіозное количество земли и во что бы то ни стало должна была привлечь туда переселенцевъ, чтобы добиться грандіознаго барыша, на который она расчитывала. Значитъ, дйствительно находились люди, ради собственного обогащенія вполн сознательно толкавшіе своихъ братъевъ на гибель.