Экскалибур
Шрифт:
— Думается мне, господин, ты плывешь навстречу опасности, — невозмутимо проговорил бард.
— Это послание от Мерлина, — спросил я, дотрагиваясь до железной рукояти Хьюэлбейна, — или одно из твоих видений?
— Всего лишь видение, — признался Талиесин, — и, как я однажды объяснял тебе, господин, куда лучше ясно видеть настоящее, нежели пытаться рассмотреть хоть что-нибудь определенное в видениях будущего. — Он помолчал, тщательно обдумывая свои слова. — Ты, как я понимаю, не получил еще верного известия о смерти Мордреда?
— Нет.
— Если мои видения не солгали, — промолвил бард, —
— О смерти Мордреда? — спросил я.
— О твоем собственном будущем, господин.
Я призадумался. Вспомнил вздорное гадание на рыбачьей сети, подсказанное скорее суеверными страхами, нежели богами. Пугало другое: крохотный сине-зеленый агат в кольце, подаренном Эллой Кайнвин, выпал и потерялся, а еще у меня украли один из старых плащей. Оба происшествия можно было счесть дурной приметой либо досадной случайностью. Как знать? Ни та ни другая потеря не казалась такой уж судьбоносной, чтобы рассказывать о ней Талиесину.
— За последнее время меня ничего не беспокоило, — сказал я.
— Хорошо, — кивнул бард, раскачиваясь в лад с лодкой. Его длинные черные волосы развевались за плечами; ветер туго надувал наш парус и трепал его изодранные края. А еще срывал пену с белоснежных гребней и швырял в лодку пригоршни брызг; хотя, сдается мне, куда больше влаги просачивалось внутрь через неплотные швы, нежели попадало из-за борта. Мои копейщики бодро вычерпывали воду. — Но думается мне, Мордред и впрямь жив, — продолжал Талиесин, не обращая внимания на кипучую деятельность в центре лодки, — и вести о его неминуемой смерти — это лишь уловка. Хотя поручиться — не поручусь. Порою мы принимаем наши страхи за пророчества. Однако Мерлина я не выдумал, господин, равно как и слова его, услышанные во сне.
И вновь я дотронулся до рукояти Хьюэлбейна. Я всегда думал, что обрадуюсь любым вестям о Мерлине, но от спокойных слов Талиесина кровь стыла в жилах.
— Снилось мне, будто Мерлин — в густом лесу, — рассказывал Талиесин четким, размеренным голосом, — и не может найти дороги из чащи; воистину, где бы ни открылась перед ним тропа, дерево, застонав, трогалось с места, словно громадный зверь, и преграждало ему путь. Мерлин в беде, вот что явствует из моего сна. Во сне я говорил с Мерлином, но он меня не слышал. Как мне кажется, это значит, что добраться до него невозможно. Если мы пошлем людей искать его, они потерпят неудачу, а может, даже погибнут. Но ему нужна помощь, я знаю доподлинно — ведь это Мерлин послал мне мой сон.
— Так где же этот лес? — спросил я.
Бард обратил ко мне темные, глубоко посаженные глаза.
— Может, никакого леса и нет, господин. Сны — они что песни. И цель их — не отразить мир в точности, но создать некий смутный образ, намек, подсказку. Лес, скорее всего, означает, что Мерлин томится в заточении.
— В плену у Нимуэ, — отозвался я, потому что никто другой не дерзнул бы бросить друиду вызов.
Талиесин кивнул.
— Думается, она и есть его тюремщица. Ей нужна Мерлинова сила, а как только она обретет ее, то пустит в ход, чтобы навязать Британии свою мечту.
А мне даже помыслить о Мерлине
— Но ведь Нимуэ мечтает о том же, о чем и Мерлин, — запротестовал я.
— Нет, господин, — мягко возразил Талиесин. — Это не так.
— Она хочет того же, чего и он, — настаивал я, — возродить богов!
— Но Мерлин вручил Экскалибур Артуру, — напомнил Талиесин. — Или ты не понимаешь, что вместе с этим даром он передал Артуру часть своей силы? Я долго размышлял над этим подарком, ибо Мерлин мне так ничего и не объяснил, но теперь, как мне кажется, я все понял. Мерлин знал, что, если боги себя не оправдают, возможно, преуспеет Артур. И Артур и впрямь преуспел, да только его победа при Минидд Баддоне не полна. Остров Британия остался в руках бриттов, но власть христиан упрочилась, а для древних богов это поражение. Нимуэ, господин, с такой спорной победой никогда не смирится. Нимуэ нужны боги либо ничего. Ей дела нет, что за ужас придет в Британию, лишь бы боги вернулись и сокрушили ее врагов, а для этого, господин, ей необходим Экскалибур. Ей потребны все клочки и обрывки волшебной силы до единого, чтобы, когда она вновь зажжет костры, боги всенепременно ответили на призыв. И тут я все понял.
— А вместе с Экскалибуром ей понадобится Гвидр, — промолвил я.
— Именно, господин, — отвечал Талиесин. — Сын правителя — это источник силы, а Артур, хочет он того или нет, и по сей день остается самым прославленным вождем Британии. Если бы он когда-либо принял королевскую власть, господин, его бы нарекли верховным королем. Так что да, ей нужен Гвидр.
Я неотрывно глядел сбоку на профиль Талиесина. Бард, похоже, и впрямь наслаждался кошмарной бортовой качкой.
— Зачем ты мне это рассказал? — спросил я. Вопрос мой его озадачил.
— А почему бы и нет?
— Потому что тем самым ты предостерег меня, и я стану защищать Гвидра, а значит, воспрепятствую возвращению богов. А ты, если не ошибаюсь, хочешь, чтобы боги вернулись!
— Хочу, — признался он, — но Мерлин попросил меня рассказать тебе все.
— Но с какой стати Мерлин подсказывает мне защищать Гвидра? — вопросил я. — Он же мечтает о возвращении богов!
— Ты забываешь, господин, что Мерлин провидел два пути: путь богов и путь людей, и Артур воплощает в себе второй путь. Если Артур погибнет, тогда у нас останутся только боги, и, думается, Мерлин знает, что боги не слышат нас больше. Вспомни, что сталось с Гавейном.
— Он умер, — убито проговорил я, — а после выехал на битву под развевающимся знаменем.
— Он умер, — поправил меня Талиесин, — и тело поместили в Котел Клиддно Эйдина. Гавейну полагалось воскреснуть к жизни, господин, ибо такова волшебная сила Котла, но он не воскрес. Дыхание не вернулось к нему, а это, конечно же, значит, что древняя магия иссякает. Она не мертва и, подозреваю, еще натворит бед, прежде чем сгинет безвозвратно, но Мерлин, как мне кажется, велит нам в поисках счастья обратиться к человеку, а не к богам.