Экспедиция в Лунные Горы
Шрифт:
И, конечно, здесь были насекомые: кусающие, жалящие, царапающие, извивающиеся, жужжащие, мешающие и пьющие кровь. Путешественники чувствовали себя так, как будто их едят живьем.
Сражаясь со всеми трудностями, они пересекли горы и вышли на другую сторону Угори.
Деревня, первая после кряжа Усагара и последняя перед сухими землями, была любимым пунктом остановки караванов, и поэтому превратилась в преуспевающий торговый центр, который не трогали даже работорговцы. Расположенная на высоте 2750 футов над уровнем моря, она могла похвастаться умеренным теплом
Люди Угори с радостью встретили экспедицию. Немедленно были приготовлены куропатки и цесарки, и начался праздник. Забили барабаны, начались танцы, повсюду зазвучал смех. И полилось помбе.
Бёртон объявил, что они будут отдыхать два дня, набирая силы перед четырехдневным переходом через западную глушь.
В этот первый вечер, с раздувшимися животами и одурманенными мыслями, все поплелись спать, все, кроме Суинбёрна и Траунса, которые остались под колебасовым деревом, решив прикончить еще пару кувшинов помбе и полюбоваться на Млечный Путь, и Герберта Спенсера, чей живот — к его очевидному неудовольствию — никак не мог раздуться, и чьими чувствами управлял заводной механизм.
Латунный человек вернулся в палатку, чтобы поработать над последней главой своей книги «Начала Философии». Уходя, он сказал:
— Во всяком случае я чувствую себя немного раздражительным, джентльмены.
Над головами Суинбёрна и Транса качалась масляная лампа, свисавшая с ветки. В ее свете танцевали москиты, а большие уродливые мотыльки регулярно бились об стекло.
— Чертовски ненавижу Африку! — объявил Траунс, размазывая по лицу грязь. — За исключением Угоги. Чертовски люблю Угоги. А ты что думаешь, Алджернон?
— Я? Я думаю, мой дорогой детектив-инспектор Уильям Эрнест Пружинка Траунс, что ты отпил намного больше, чем положено достойному товарищу. Передай мне кувшин, иначе я расскажу шаману, что ты спал с его женой!
— У него есть жена?
— Не знаю.
— А тут вообще есть шаман?
— Черт побери твои дедуктивные способности! Отдай мне пиво!
Траунс протянул ему кувшин.
Суинбёрн сделал большой глоток, удовлетворенно вздохнул и посмотрел на ветки.
— Я спрашиваю себя, сколько звезд запуталось в дереве, а?
— Ни одной. Это светлячки.
— Я решительно отказываюсь верить твоему чисто логическому утверждению. Мое намного поэтичнее и поэтому более правильное.
— Более правильно то, — проворчал Траунс, — что ты вдрызг пьян, парень.
Суинбёрн только фыркнул.
Несколько минут они сидели молча. Где-то неподалеку стрекотала мангуста. Значительно дальше кто-то скорбно ухал. Суинбёрн заухал в ответ.
— Семнадцать, — сказал Траунс.
— Семнадцать что?
— Семнадцать москитов укусили меня в правое предплечье.
— А, но ты посмотри на меня, — ответил Суинбёрн. Он вытянул правую ногу в воздух и отдернул штанину. Его лодыжка распухла, а кожа потемнела и сморщилась вокруг двух маленьких
— Хм! — ответил Траунс. Он сел, повернулся спиной к поэту и поднял рубашку. Прямо над поясницей виднелась рана, как от пули.
— Как тебе это, а? Шершень ужалил. Пошло заражение. Куда хуже, чем удар кинжала.
Суинбёрн расстегнул свою рубашку и продемонстрировал левую подмышку. Прямо под ней ребра украшали множество плохо выглядевших опухолей.
— Нарывы, — объяснил он. — Не буду уточнять.
Траунс поморщился, потом сказал:
— Этого тебе не побить. — Он прижал правую ноздрю рукой и с силой выдохнул из левой. Одно из его ушей поразительно громко свистнуло.
В ответ из темноты заухало непонятное животное.
— Клянусь шляпой! — воскликнул Суинбёрн. — Как это у тебя так получается?
— Понятия не имею. Несколько дней назад я дунул в нос, и вот теперь так всегда!
Поэт поднял кувшин и как следует приложился.
— Очень хорошо, — сказал он и с некоторым трудом поднялся на ноги. Какое-то время он стоял, качаясь, потом расстегнул пояс, спустил штаны и показал человеку из Скотланд-Ярда белые бледные ягодицы, в свете лампы сверкнувшие, как полная луна. И они оказались полосатыми, как зебра.
— Боже правый! — выдохнул Траунс.
— Три дня назад, — небрежно сказал Суинбёрн, — мой мул заупрямился, пересекая болото. Саид как следует стегнул его бакуром, но именно тогда, когда плетка опускалась на его зад, чертова тварь внезапно присела на задние ноги, я соскользнул назад и получил вот это!
— Уух! Болит?
— Восхитительно!
— Ты, — сказал Траунс, протягивая руку к помбе, — очень странный молодой человек, Алджернон.
— Спасибо.
Спустя несколько минут тишину разорвал громкий гулкий рокот, прокатившийся по всей деревне.
— Слон, — прошептал Траунс.
— Слава богу, — ответил Суинбёрн. — А то я подумал, что это ты.
Траунс ответил храпом, с успехом бросив вызов толстокожему.
Суинбёрн опять лег и посмотрел на небо. Протянув руку в карман, он вынул оттуда стрелу Аполлона с золотым наконечником, которую носил с собой со дня смерти Томаса Бендиша, и направил ее на звезды.
— Я иду к тебе, граф Цеппелин, — прошептал он.
Спустя полчаса он вскарабкался на ноги и потянулся. Потом взглянул вниз, на спящего приятеля, и решил оставить его под деревом. С Пружинкой ничего не случится. Даже самый храбрый хищник, отважившийся войти в деревню, испугается такого вулканического грохота. Кроме того человек из Ярда и так скоро проснется, когда начнется ночной дождь.
— Герберт, — пробормотал Суинбёрн. — Пойду-ка я и почешу язык со старой консервной банкой.
Он, пошатываясь, пошел прочь, остановился, когда штаны сползли на ледышки, поднял их, застегнул пояс и направился к палатке философа.