Эликсир сущности

Рудин Алекс

— Александр Васильевич, это Муромцева. Я хочу пригласить вас в театр!

— Неожиданно, — рассмеялся я. — У вас что-то случилось?

— Нет. Но вы обязательно должны прийти сегодня на спектакль. Это очень важно, поверьте!

— Хорошо, — терпеливо ответил я. — Никаких планов на сегодняшний вечер у меня не было, так почему бы не приобщиться к искусству.

— Замечательно! — обрадовалась Муромцева. — Тогда я буду ждать вас у главного входа.

— А в какое время спектакль? — запоздало спросил я.

—

Начало через два часа.

Что ж, наскоро пообедать успею — и то хорошо.

Глава 25

На спектакль я опоздал.

Причина была уважительная, даже две — Игнат и кролик.

Кролик, тушеный в сметане с чесноком и укропом оказался изумительно вкусным. А Игнат, подкладывая мне в тарелку очередной кусок, приговаривал:

— Куда вам спешить, Александр Васильевич? Благородные господа в театр только ко второму акту ездят!

Мне и самому не хотелось торопиться. Прошлая ночь и начало дня были переполнены чудесными событиями, так что мне требовалась небольшая передышка.

В конце концов, я махнул рукой на спешку. Доел кролика, запивая его красным итальянским вином. Постоял с чашечкой кофе на балконе, любуясь тихим летним вечером, и только потом вызвал извозчика.

Мобиль неторопливо кружил по вечерним городским улицам. Я откинулся на мягкие подушки и прикрыл глаза. Интересно, зачем я понадобился Муромцевой?

Мысль возникла и лениво уплыла куда-то на край сознания. К чему гадать, если Екатерина сама не утерпит и все расскажет?

Я весело улыбнулся. До чего же запутанная история! Актер-перевертыш, магический конь, загадочные алхимики из другого мира — все эти невероятные события переплелись между собой, но тем интереснее было их распутать.

— Остановить возле кофейни, ваша милость? — предупредительно спросил извозчик, косясь на меня в зеркало. — Вид у вас усталый.

Я с улыбкой покачал головой.

В конце концов, мы добрались до Старого Театра. Муромцева встретила меня на крыльце.

Когда я выбрался из мобиля, она оттолкнула швейцара и бросилась ко мне:

— Александр Васильевич, вы же чуть не опоздали!

— Неужели такая интересная постановка? — поинтересовался я. — Кстати, а почему вы не на сцене?

— Мой выход только в третьем акте, — отмахнулась Муромцева. — А спектакль сегодня намечается очень интересный, вы правы.

И загадочно улыбнулась.

Я успел как раз к антракту. Публика, не спеша, прохаживалась в фойе театра. К театральному буфету змеилась длинная очередь. Между столиками сновали официанты, разнося напитки и крошечные бутерброды.

На стене фойе, между белыми колоннами висел большой портрет в тяжелой золоченой раме. С портрета на публику холодно взирал старик с худым лицом, которое украшал большой нос с отчетливой горбинкой. Старик надменно кривил тонкие губы.

В прошлый

раз портрета не было, я бы его точно заметил.

— Кто это? — спросил я у Муромцевой.

— Князь Гостомыслов, — небрежно ответила актриса. — Обычно портрет прячут на складе, вывешивают только перед спектаклем.

— И власти не против? — удивился я.

Все же, бывший владелец здания в свое время участвовал в мятеже против императора.

— А им-то что? — дернула плечом Муромцева. — Его же давно казнили. А для театра важны традиции. Публика их любит.

Среди публики то и дело мелькали синие полицейские мундиры.

— А почему так много полиции? — снова удивился я.

— Не знаю, — ответила Муромцева.

Но мне показалось, что она лукавит.

Повернувшись, я увидел полицейского следователя Прудникова. Он сопровождал плечистую пожилую даму с высокой прической. Дама была на голову выше Прудникова, а ее выправке позавидовал бы армейский генерал.

Прудников тоже заметил меня и подошел поздороваться.

— Рад встрече, Степан Богданович, — улыбнулся я.

— Позвольте вас познакомить, — сказал Прудников, нервно протирая очки. — Мать моей супруги, Зинаида Семеновна.

— Очень приятно, — басом сказала теща Прудникова и посмотрела на меня сверху вниз.

— Как вам спектакль? — вежливо спросил я.

— Ужасно, — Зинаида Семеновна пренебрежительно скривила губы. — Только Алексей Георгиевич и спасает эту дрянную постановку.

— Удашев? — уточнил я.

— Разумеется, — величаво кивнула теща Прудникова.

— Зинаида Семеновна прекрасно разбирается в театре, — поспешно сказал Прудников.

— А почему здесь столько полиции? — спросил я его.

— Неизвестные благотворители выкупили билеты и прислали их в департамент полиции. Полицмейстер приказал всем свободным от службы непременно быть на спектакле. Исполняем приказ.

— Надо же, как город заботится о своих защитниках, — улыбнулся я.

Тут среди публики мелькнула знакомая плечистая фигура.

— Миша! — окликнул я.

Я не ошибся — это был Миша Кожемяко. Оглядываясь, он кого-то искал среди зрителей.

Миша обернулся на мой голос. Мне показалось, что он чем-то расстроен.

— А, Саша!

— Привет, дружище!

Я весело помахал ему рукой и извинился перед Муромцевой:

— Я на минуту.

— Скоро второй звонок, — предупредила актриса.

Ровно в эту секунду раздался надтреснутый звонок. За столиками торопливо допивали шампанское и коньяк, публика потянулась к дверям зрительного зала.

Я отвел Мишу в сторону.

— И ты здесь? Рассказывай, как дела? Задержали Хвата?

— Взяли сегодня ночью, — кивнул Миша. — Прятался на квартире в Дождливом квартале. Представляешь — через улицу от дома, где живет этот актер, который превратился в ящера!