Эликсир жизни
Шрифт:
– Водки, водки надо было выпить, от дурёпи девки, хлебают усяку дрянь…
Мы с Милкой, давясь от смеха, вылетели на набережную и дали волю хохоту. Проходящий народ смотрел на нас с изумлением. Внизу, на пляже бушевали кумысные страсти. До нас доносилось:
– Да у тому баре зроду погань одна, закрыть его треба до биса!
– Травят, травят народ. А мы молчим… Сколько ещё будем молчать, пока всех не перетравят…
– Ось, дивчина така гарненька, москвичка, у синему платьечку…
– А яка москвичка?
– Та у синему платьечку, Вероника…
– Москвичка отравилась? Да вы что? Правда?! Насмерть отравилась? Да вы что–о?
– Та типун тебе на язык, насмерть… Вона пийшла своими ногами живёхоньки…
– Водки, надо было выпить, водки! Со мной!
– Водку в жару – не… Вина хорошего домашнего – другое дело. Вино сухое всё лечит..
– Да вашу–то мать, вам бы только винищем лечиться, пьяницы окаянные, все глаза себе залили, вас уже государство бесплатно на море засунуло, так нет, всё в бутылку глядят, ироды…
– Ой, да бачу я твою Кристину!
– Медицинский пляж, называется! Люди белым днём травятся! Безобразие! Заявить надо в санэпидстанцию!
– А що моя Кристина, та не хуже других моя Кристина…
Мы с Милкой зажимали рты наверху, изо всех сил стараясь не грохотать во всё горло. Я сделала несколько шагов по набережной, обмахиваясь в изнеможении и фыркая на каждом шагу. Милка догнала меня, тихо стеная.
– Ну, Вавка, всё… Теперь ты королева кумыса. Ты идти–то можешь?
– Да нормально всё. У меня от смеха всё прошло, давай сумку.
Я взяла свои вещи и против воли оглянулась. А вдруг он сейчас идёт за нами? Загорелый, лохматый, светловолосый, в выгоревшей малиновой футболке…
Я вгляделась в толпу прохожих. Никого похожего. Никто за мной не шёл.
Никто ко мне сегодня не пришёл…
День второй
Наутро произошло целых два события: медуз в море поубавилось, а женатый человек Арсений Николаевич появился в таком пляжном костюме, что здешние дамы привстали и поправили на глазах тёмные окуляры.
– Вавка–а, вот это да! – восхищённо сказала Милка. – Посмотри, какие шорты! – она чувствительно пнула меня в бок. – Слушай, это он ради тебя…
Я оглянулась. Арсений Николаевич, складывал полотенце, не смотрел на нас и загадочно чему–то улыбался. Костюм цвета пены морской волны его исключительно украшал.
– Почему это ради меня?
– А ради кого? Слушай, а он ничего, – не успокаивалась Милка. – Ноги красивые…
– Я очень за него рада, – сказала я и посмотрела наверх, за ограду. Пусто.
– Может, он перепутал пляжи? – пробормотала я вслух, забывшись.
– Кто? – удивилась Милка.
– Никто. Это я так…
– Нет, подожди, – вперилась в меня зоркая Милка. – Ты про кого?
– Да ни про кого! Про Арсения…
– Тогда
– С ума сошла? Сама же говорила, жена, жена…
– Я пересмотрела свою концепцию, – объявила Милка со значением. – Я была не права.
– Ах, вот как, – сказала я. – Что же тебя заставило изменить свои непоколебимые моральные устои?
– А потому что, если не ты, то тогда кто–то из них, – Милка кивнула в сторону окуляров. – Арсений – лучший мужчина нашего пляжного крыла. Кто–нибудь его тут всё равно достанет. А нельзя отдавать его врагам. Мне так кажется.
– Почему–то вчера тебе так не казалось.
– Вчера такого костюма не было, – резонно объяснила Милка.
– Убедительный довод. Ладно, – я подняла с гальки свою сумку и проверила наличность. – Ты давай разбирайся со своей концепцией, а я пошла за миндалём.
– А купаться? Он купаться собирается, видишь?
– Не склоняй меня к разврату! – Я побежала к лестнице. – Там медузы! – крикнула я на бегу.
– О! Москвичка бежит! Живёхоньки! Привет, москвичка! – замахали мне панамами друзья–пенсионеры из–под лестницы.
– Да не москвичка я! Подмосквичка я…
– Ой, смотри, подмосквичка, кумысу не пей!
– Не, я за миндалём!
Я махнула дедам рукой и взлетела вверх.
И ветер взлетел со мной.
Он вынес меня на своих крыльях, и поставил на вершину. Я глубоко вдохнула. Я должна была на ней стоять, на этой вершине. Орлы должна были парить вокруг меня. Простор должен был охватывать меня, подвигая в полёт.
Но я была всего–навсего на набережной, и не орлы парили вокруг, а просто пешеходы сворачивали шеи на мой вздымающийся сарафан. Я повернулась ветру навстречу, мне хотелось, чтобы перехватило дыхание, чтобы захватывало дух. Я поняла, что там, внизу, на закрытом медицинском пляже, посреди чистоты и стерильности, мне душно. Мне стало не хватать жизни.
Мне стало не хватать любви.
Я шла быстро, чувствуя подъём сил и румянец на щеках. Миндаль мне был не нужен, как и вчера. Мне казалось, что–то должно случиться.
Только что? Что? И где?..
Посреди площади двое рабочих собирали пустые ящики и грузили в машину.
– А миндаль где? – изумлённо спросила я, озирая окрестности.
– Не завезли сегодня, – ответил один, помоложе. – Завтра приходи, красивая…
Я постояла, оглядываясь. Убранная площадь была чиста. Я обошла афишную тумбу вокруг. Юрий Антонов уехал, а «Песняры» приехали и давали в курортном зале первый концерт. В Анапу прибыл Московский цирк. Поляна Сказок приглашала на детский праздник. Всех желающих зазывали морские путешествия. Жизнь била ключом. Я оглянулась. Море впереди блистало ярко и зовуще, огромный белый корабль виднелся на горизонте, и отсюда казалось, что он совершенно неподвижен, словно на картине.