Эллинистический мир

Левек Пьер

учитель Тиберия Гракха.

Во второй половине II –начале I в. до н. э. два новых

мыслителя становятся во главе Средней Стои: Панетий <115> с

Родоса (180–110) и Посидоний из Апамеи-на-Оронте (135–51).

Очень непохожие один на другого, они тем не менее сходны в

своем интересе к платонизму и во взгляде на связи между

созерцанием и действием, что сделало их основателями

философии действия.

Начиная с 146 г. до н. э. Панетий более

пятнадцати лет жил в

Риме, где сблизился с кружком Сципионов. Он сопровождал

Эмилиана в его путешествиях и оставил множество учеников,

среди которых можно назвать племянника Сципиона Квинта

Элия Туберона, Луция Муция Сцеволу, Луция Элия Стилона.

Отозванный в Афины, он там до самой смерти был сколархом

(129–110).

Панетий – новатор, отвергавший ряд наиболее ярких идей

Древней Стои: ориентализированную теологию, пожар,

мировую симпатию. Согласно ему, человек двойствен благодаря

своим звериным инстинктам и главным стремлениям; «жить в

соответствии с природой» – значит ставить эти стремления над

инстинктами. Как моралист, он много размышлял над

добродетелями, отказываясь от большинства пародоксов

стоиков. Вполне понятно то глубокое влияние, которое оказал

этот гуманист на многие умы, влияние, длившееся довольно

долго, поскольку под него подпал и Цицерон.

Посидоний, учившийся у Панетия в Афинах, основал на

Родосе школу стоиков, получил там гражданство и выполнял

магистратуры. Он был отправлен послом в Рим с целью

получения помощи для борьбы с Митридатом. Там Посидоний

сблизился с Помпеем, впоследствии неоднократно посещавшим

его на Родосе, и учителем Цицерона. Будучи неутомимым

путешественником, философ объездил Испанию и Галлию, о

которых оставил ценные записи.

Как и Аристотель, Посидоний был чрезвычайно

разносторонним ученым, накопившим массу сведений по

различным областям науки. Он первый объяснил причину

приливов и сконструировал планетарий, которым восхищался

Цицерон. Как историк, он продолжил повествование Полибия от

145 г. до н. э., доведя его до 86 г. до н. э. Очень способный

математик, Посидоний пытался доказать, что геометрия – это

119

часть физики. Всеобъемлющий ум ученого пытался

синтезировать все науки под углом зрения стоицизма.

Труды Посидония настолько плохо сохранились, что его

интерпретировали в самых различных направлениях. Ему

приписывали мистическую эсхатологию, которую он <116>

якобы позаимствовал у неопифагорейцев. Синтез стоицизма и

пифагореизма, который

он якобы выработал, пытались найти и в

«Сне Сципиона» Цицерона, и в эсхатологических мифах шестой

книги «Энеиды», и в трактатах Плутарха «О лице, которое мы

видим на Луне». Эта теория не подтверждается

сохранившимися фрагментами. Правильнее искать глубину его

мыслей в мировой симпатии, столь дорогой ранним стоикам.

Мировая симпатия позволяла ему допускать влияние звезд на

земной феномен приливов и признавать за пророчеством

исключительное влияние. По этим двум пунктам он полностью

разошелся с Панетием и предвосхитил тех, кто в последующие

века будет проповедовать единство Космоса.

Эволюция, пройденная Средней Стоей, – лучший признак

жизнеспособности учения, этика которого представляла собой,

очевидно, одно из прекраснейших созданий человеческого

разума в античную эпоху. И не надо удивляться тому, что ею

вдохновлялись такие великие личности, как спартанский царь

Клеомен и Тиберий Гракх. Влияние стоической этики в Риме

было значительным уже в республиканский период, так как она

побуждала к действию и оправдывала политику традиционной

аристократии. Последние столпы республики Марк Брут и

Катон Утический были среди самых знаменитых ее

сторонников. Новая Стоя в эпоху Империи 63 дала элите

духовную опору. Она помогала умирать жертвам тиранов,

таким, как Сенека. Во II в. н. э., исповедуемая и рабом

Эпиктетом, и императором Марком Аврелием, она становится

чем-то вроде государственной философии. Стоическая этика

вдохновляла филантропические порывы наиболее мудрых

правителей и показывала идеал душам избранных,

испытывавших отвращение к царившей вокруг коррупции и не

желавших поддаваться фальшивым удобствам различных

восточных мистических культов.

Новый тип человека – мудрец

120

Для этого смутного периода характерно то, что самые

крупные философы пытаются создать теорию счастья. Но

счастье возможно лишь при безразличии души, которая через

аскезу отрывается от суеты мира. Ситуация здесь такая же, как

во времена кризиса III и V вв. н. э., когда мистический порыв

неоплатонизма сулил посвященному <117> приобщение к

блаженству ухода от действительности.

Таким образом, вырисовывался новый идеал. Героя

древнейших времен, гражданина классической эпохи сменил

мудрец. В этой концепции есть элемент смирения, бегство от