Энеолит СССР
Шрифт:
Наличие иерархической системы поселений, особенно их гнездовое расположение группами из средних и мелких поселков, близ одного или двух, возможно, неодновременных крупных центров, безусловно, является отражением сложной общественной структуры. Не исключено, что мы имеем дело с рядом племенных групп, объединявших несколько общинных поселков и имевших свой племенной центр. Центры типа Петрен могли быть столицами племенных союзов, но их характеристика и интерпретация требуют дальнейших исследований. В пору среднего Триполья отмечается высокая плотность населения, во всяком случае в Днестровско-Прутском междуречье, что также является одним из показателей подъема общества, оставившего памятники трипольского типа и, судя по всему, достигшего едва ли не поры наивысшего расцвета.
В поздний период территория, занятая трипольскими племенами, еще более расширилась. В частности, на юге была освоена засушливая степная зона, что, естественно, привело к увеличению разнообразия хозяйственных систем. Вместе с тем наблюдается дальнейший прогресс целого ряда производств, технология которых совершенствуется, способствуя их превращению в ремесла. Одновременное сокращение числа поселений, постепенная утрата
Основой трипольской экономики позднего периода оставались земледелие и скотоводство, хотя последнее в отдельных районах уступало пальму первенства охоте, в чем отразилась сложность конкретно-исторического процесса. Помимо ранее возделывавшихся видов пшеницы и ячменя, возрастает, по крайней мере на некоторых памятниках, удельный вес проса и бобовых (Янушевич З.В., 1976, с. 198). На поселении Варваровка XV найдены косточки примитивной сливы, которую специалисты рассматривают как гибрид от спонтанных скрещиваний принесенной из Малой Азии алычи с диким абрикосом, а на поселении Варваровка VIII — зерна крупноягодного винограда столового сорта (Янушевич З.В., 1976, с. 185–186, 190). Локальное своеобразие частично проявилось и в типах земледельческих орудий. Так, в пору позднего Триполья распространяются серпы из одной крупной пластины, оформленной пильчатой или струйчатой ретушью. Наряду с этой новой формой жатвенного орудия в Днестровско-Прутском междуречье сохраняется традиционный тип серпа с крупнозубчатым лезвием (Коробкова Г.Ф., 1978, с. 40).
Как и в пору среднего Триполья, имелись поселения, где среди занятий жителей едва ли не первое место занимало земледелие. Так, в Усатове 20,2 % орудий связаны с земледельческим трудом, тогда как с обработкой шкур домашних и диких животных — всего 14,3 % (Коробкова Г.Ф., 1972, с. 20). Это тем более интересно, что, согласно прежним представлениям, усатовские племена были в первую очередь скотоводческими. В самом Усатове роль охоты действительно была невелика — кости диких особей составляют там около 9 % остеологической коллекции (Цалкин В.И., 1970, с. 212). Показательно наличие здесь костей таких степных животных, как сайга и кулан, что полностью соответствует природным условиям зоны, а также костей льва, на которого, видимо, охотились в то время (Бибикова В.И., 1963). Среди костей домашних животных дочти 50 % приходится на мелкий рогатый скот, что предполагает степной характер животноводства (Цалкин В.И., 1970, с. 239). На поселении Маяки стадо почти на 70 % состоит из мелкого рогатого скота, а свинья, крайне редкая и в Усатове, отсутствует (Збенович В.Г., 1974, с. 112). Примечательно большое количество костей овец на этих памятниках, что, возможно, указывает на отгонный характер скотоводства. Во всяком случае усатовское скотоводство резко отлично от форм, практиковавшихся трипольцами, обитавшими в более раннее время и в пору позднего Триполья в лесостепной зоне. Новые исследования, проведенные в этой зоне, свидетельствуют о том, что эволюция форм хозяйства трипольцев не была прямолинейной. Так, если одно время бытовало мнение о постепенном падении роли охоты от раннего Триполья к позднему (Пассек Т.С., 1961а, с. 145), то теперь известны позднетрипольские поселения, где основой получения мясной пищи была охота. На поселении Сандраки II, например, доля костей диких животных составляла 52,6 % (Цалкин В.И., 1970, с. 214), а на поселении Жванец — более 60 % (Мовша Т.Г., 1970б, с. 90–91). Основной добычей трипольских охотников, как и прежде, были крупные мясные животные.
Интересна динамика развития хозяйства самой северной группы трипольских племен, обитавшей в Среднем Поднепровье (Круц В.А., 1977). На первом этапе, когда только происходило освоение этого района, роль охоты была исключительно велика, а в составе стада отсутствовала свинья. Позднее удельный вес домашних животных возрос. Первопоселенцы, передвигаясь с небольшими стадами, в составе которых почти не была представлена малоподвижная свинья, поддерживали баланс мясного рациона главным образом за счет охоты (Круц В.А., 1977, с. 145). В данном случае высокий процент (70–83 %) костей диких животных является не признаком архаизма, а отражением конкретной ситуации.
Среди позднетрипольских орудий, как и ранее, много изделий из кремня, камня, кости и рога, в том числе таких важнейших орудий земледельцев, как серпы и мотыги. Месторождения кремня усиленно разрабатывались на Волыни, откуда сырье широко распространялось далее, в первую очередь на поселения Поднестровья и Попрутья. Заселение Волыни трипольскими общинами началось, очевидно, в конце среднего периода, так как в начале позднего периода эта территория была уже довольно хорошо ими освоена. Обобщая данные позднетрипольских поселений Волыни, Н.М. Шмаглий заключает, что там изделия из кремня на памятниках городского типа найдены в большом количестве (Шмаглий Н.М., 1971). Они изготовлены из кремня двух сортов, преимущественно из высокосортного местного — так называемого волынского кремня. Первичная обработка кремня производилась в местах его выходов, поэтому на поселениях почти нет нуклеусов и отщепов с участками корки. Размеры нуклеусов и пластин в длину достигают 10–15 см. Районы Среднего
Наряду с традиционными каменными и костяными изделиями в поздний период все большую роль начинают играть, особенно в южных областях, металлические орудия и оружие. С позднего этапа среднего Триполья получает распространение литье, используются мышьяковистые руды и медно-серебряные сплавы (Рындина Н.В., 1961; 1971). Известны и находки самих литейных форм. Переход к литью, требовавшему высокой степени профессионализма, был важной технологической предпосылкой развития ремесел. Особого подъема достиг южный, усатовский, очаг металлообработки, работавший на кавказском сырье, но, судя по типам ряда орудий, тесно связанный с эгейским миром (Черных Е.Н., 1978а, с. 64). Предполагается также существование менее мощного северного, софиевского, очага металлообработки, использовавшего традиционное для Триполья балкано-карпатское сырье (Черных Е.Н., 1970, с. 25–26). Несмотря на высказывавшиеся сомнения относительно существования в Среднем Поднепровье этого самостоятельного очага (Круц В.А., 1977, с. 135), мнение Н.В. Рындиной и Е.Н. Черныха (Рындина Н.В., 1971; Черных Е.Н., 1978а) по данному вопросу кажется нам наиболее убедительным.
Другой сферой технологического прогресса, ведущего к обособлению ремесел, было гончарное дело. На поселении Жванец открыт гончарный центр, располагавшийся за его пределами и включавший по меньшей мере шесть двухъярусных гончарных горнов. Под обжигательной камеры этих горнов был снабжен отверстиями и опирался на столбы (Мовша Т.Г., 1971в). Двухъярусная гончарная печь обнаружена и на поселении Костешты-Село. Под ее обжигательной камеры держался на глиняных конусах, радиально прикрепленных к стенкам (Маркевич В.И., 1975, с. 44). Такая конструкция позволяла наиболее полно использовать термические возможности топочной камеры, не загроможденной опорными столбами. Т.Г. Мовша ставит вопрос о существовании в период позднего Триполья художественно-гончарных центров, где трудились мастера-профессионалы (Мовша Т.Г., 1971в). На поселении Жванец открыта также производственная площадка с шестью рабочими местами для обработки зерна (Мовша Т.Г., 1978), что, впрочем, отмечено и на некоторых раннетрипольских памятниках, а в Цвикловцах обнаружены рабочие места по обработке камня (Мовша Т.Г., 1970а). Во всяком случае в сфере металлообработки и гончарном деле налицо технологический прогресс — важнейшая предпосылка выделения ремесел в отличную от земледелия сферу производственной деятельности. Но не вполне ясно, в какой мере этот процесс завершился отделением ремесла от земледелия уже в рамках трипольского общества, на чем настаивают некоторые наиболее оптимистически настроенные исследователи. Пока нет оснований считать, что перед нами нечто большее, чем общинное ремесло, т. е. мастера-профессионалы, работающие в рамках общины и поставляющие ее членам продукцию не посредством обмена, а именно в силу своей принадлежности к данной общине (Массон В.М., 1976, с. 63–66).
Позднетрипольские поселения, становившиеся постепенно местом сосредоточения специализированных производств, ярко демонстрируют и другую характерную особенность — усиление фортификационной функции. Поселки все чаще располагаются в естественно укрепленных пунктах — на высоких мысах и возвышенностях — и дополнительно обводятся валами и рвами. На поселении Жванец-Щовб зафиксированы неоднократные перестройки валов и рвов, забрасывание старых и возведение новых, при этом один из валов был облицован каменными плитами (Мовша Т.Г., 1974; 1975в). Несколькими валами и рвами, возможно, также неодновременными, было укреплено и поселение Костешты II. Как показали экспериментальные исследования, для устройства одного из рвов этого поселения (ширина 6 м, глубина 2,5–3,0 м) с помощью роговых мотыг, найденных здесь в изобилии, было необходимо около 200 человеко-дней, т. е. усилия значительной части взрослого населения поселка (Коробкова Г.Ф., 1979). Наиболее высокая часть поселения Казаровичи была обведена двойным рвом, правда, называть ее детинцем, видимо, преждевременно (Круц В.А., 1977, с. 111). Вероятно, этот укрепленный участок представлял собой убежище для всего населения при чрезвычайных обстоятельствах.
Внутренняя структура позднетрипольского поселения весьма полно изучена Т.С. Пассек в результате сплошных раскопок памятника Коломийщина I, сохраняющего в этом отношении эталонное значение (Пассек Т.С., 1949а, с. 149–153). По внешнему кругу здесь располагалось 31 жилище и 8 жилищ находились в центре. Среди этих строений 6 относятся к числу малых (от 8 до 28 кв. м) домов с одной печью, 12 — к числу средних (от 43 до 98 кв. м) с двумя или четырьмя очагами и 10 — к числу больших домов (от 106 до 136 кв. м) в основном с четырьмя-пятью печами, хотя в одном доме было две печи, а в трех домах — по три. Общий вывод исследователей о принадлежности больших домов крупным коллективам, скорее всего большесемейным, а малых — выделившимся парным или, лучше сказать, малым семьям, вполне убедителен (Кричевский Е.Ю., 1940д; Пассек Т.С., 1949а). Опираясь на эти работы, С.Н. Бибиков полагал, что число 30–40 домов для небольшого поселения является постоянной величиной и что исходя из расчета шесть-семь человек на семью в целом число его жителей составляло около 500 человек (Бибиков С.Н., 1965, с. 52). Обычно демографы определяют число членов семьи в пять-шесть человек, что подтверждается и материалами древнего Шумера. В таком случае число жителей подобных поселений следует определять в 400–480 человек, но, разумеется, это лишь вероятная оценка, так как в реальной действительности численность населения существенно колебалась.