«Если», 2009 № 02
Шрифт:
В полумраке коридора людей сразу сделалось ощутимо меньше. Сила, давившая на Янину последний час, резко ослабла. Она посмотрела на свои руки: колец и перстней не осталось совсем.
Рядом послышался странный ноющий звук. Она обернулась. Принц часто дышал, на его голубых глазах выступили слезы.
— Сейчас-сейчас, — расталкивая немногочисленных слуг, откуда-то появился человек в малиновом домашнем халате, взял принца за руку, не обращая внимания на Янину. — Сейчас, уже все, пойдем.
Человек
Появилась вдруг простая и легкая мысль, что теперь, когда представление закончено, она может возвращаться домой. Может даже позвать с собой поэта. Как весело было бы ехать вместе, открыть окна или даже забраться на козлы, поэт читал бы стихи, он явно не из тех, кто смущается, да и Янина чувствует к нему симпатию…
— Где стража?!
Янина содрогнулась. Король возник, по своему обыкновению, неожиданно и ниоткуда, и на лице у него была такая ярость, что Янина втянула голову в плечи.
Выскочили два гвардейца, огромные и грузные, как ломовые лошади.
— Я велел не отходить от нее ни на шаг?! Не оставлять ни на секунду?!
Гвардейцы лишились дара речи. Янина выпрямила спину:
— Ваше Величество, я не оставалась одна ни на секунду, потому что…
— Закрой рот, — сказал король, не глядя на нее. — И не смей открывать, пока я не позволю. Никогда.
Позже она узнала, что Илли со всем имуществом, кучером и экипажем в тот же день отправили обратно в Усток — с официальным письмом тетке, с поздравлениями, но без приглашения ко двору.
Янина не открывала рта. Никогда и никто не разговаривал с ней грубо. Впрочем, еще вчера, в карете с глумливыми и гневными лицами на стене, она поняла: жизнь ее отныне станет совсем другой.
Она молчала. Ее переодели в дорожное платье, предложили еду — она почти ни к чему не притронулась — и усадили в карету с плотно закрытыми окнами. Карета была старая, дребезжала и трещала, на ухабах грозя развалиться.
Янина ухитрилась немного подремать. Во сне ей виделось лицо принца, лицо человека, который должен был стать ее мужем. Бисеринки пота на лбу и слезы в глазах. Он походил на мальчика, который страшно боится сделать что-то не так и навлечь на себя гнев воспитателя.
Прежде она жила в провинции, ничего не зная о придворной жизни. Говорили, что принц замкнут и ведет себя очень скромно, редко показывается на людях — только на официальных церемониях, которыми пренебречь невозможно. Значит ли это, что принц — мечтательная тонкая натура? Что он проводит дни в раздумьях или над книгами? Или он болен? На его лице, когда закончилась церемония, Янина прочитала страдание. Тот человек в малиновом халате —
Она вспомнила короля и почувствовала, что отчаяние близко. Отчаяние — гадина, подползает, будто змея по водостоку, и лишает сил, разума, воли. А воля — это последнее, чем Янина готова была поступиться.
Она стала думать о доме. О том, как обрадуется тетка. Ведь она точно обрадуется и будет горда. Соберет пир. Приедут все соседи. Станут пить, петь и воображать себе Янину на троне, Янину-королеву.
«Рано или поздно король умрет, — подумала Янина со спокойной жестокостью. — Тогда я… тогда мы с принцем будем свободны. Никто не посмеет грубить мне».
Она посмотрела на свои руки и тут же вспомнила о перстнях. По затылку будто провели холодной серебряной ложкой: там, откуда она только что уехала, ее ненавидят и желают смерти. Еще вчера ее никто не знал — а сегодня готовы перегрызть горло. Так хочется сказать им: «Подавитесь. Забирайте корону, деритесь за нее, только оставьте меня в покое, дайте посидеть одной на песчаном пляже у кромки леса…»
Карета остановилась. Опустилась подножка. Незнакомый лакей с поклоном подал ей руку.
Три дня она говорила только в случае крайней необходимости. Изволит она дичь или рыбу на ужин? Рыбу. Изволит она перину пожестче или помягче? Помягче. Место, куда ее поселили, походило на очень удобную тюрьму: маленький замок с крошечным внутренним двором, часовые на стенах и даже, кажется, пушки над воротами. С момента прибытия в замок Янины никто из его обитателей наружу не выходил: благо, продуктов было припасено достаточно, и даже рыба имелась живая — в огромном садке с водорослями.
На третий день привезли платье.
Янина даже приблизительно не знала, когда состоится свадьба. Платье оказалось сшито по меркам, снятым в день выбора невесты, и повисло на теле, как мешок: Янина похудела за три дня. Портные пришли в замешательство и тихо переговаривались, до Янины доносились обрывки реплик:
— Точно, точные мерки, у меня документ есть…
— Да хоть сравнить с тем платьем, что было на ней во время церемонии…
— …Ничего не докажешь. Когда он такой, ему ничего не докажешь, а сейчас он…
— Тихо! Ушивай. Должны управиться. Шлейф хорошо лежит, и ладно…
Янина стояла, как манекен. Из зеркала на нее смотрела черная и худая, убитая горем невеста. Краше в гроб кладут.
— Что за мешок вы на нее надели? — послышался голос. Янина узнала бы его с завязанными глазами.
Портные ринулись объяснять. Во множестве зеркал, отполированных до совершенного блеска, отражалась почти лысая круглая голова. Король не слушал портных, он глядел только на Янину. Она запоздало сделала реверанс: увяла, как цветок, на полторы секунды и снова выпрямила спину.