Эссенция пустоты
Шрифт:
Сенерия замолчала, а Рэн с Хелией тревожно переглянулись.
— И вы решили, что это видение означает Последние Дни? — спросил Рахим, который явно ожидал чего-то похуже. — Мне кажется, это слишком расплывчато, чтобы так скоро судить о значении видения.
— Чтобы заявить о Последних Днях, нужно что-то повесомее, дамочка, — согласился Хальсет.
Гадалка и не ожидала другой реакции.
— Надеюсь, вы правы. Потому что образы очень яркие. И являются не только мне.
— Но почему тогда молчат Видящие? — спросила Хелия. — Разве не их дело круглый год сидеть в своих кельях и пытаться увидеть знак от Богов? Может, тогда и нет никакой угрозы, раз они молчат?
Судя по выражению лица гадалки, она ещё многое могла сказать и объяснить,
На этом разговор прервался. Каждый задумался о своём.
Мимо медленно проплывали безмятежные пейзажи, Рэн смотрел на них, но не видел. Все его мысли были заняты разговором со случайными попутчиками. И чем больше он думал, тем сильнее крепла паника внутри.
Ожили его давние страхи, перед глазами всплыл Небесный Город — и армии Ванитар, стирающие его в пыль. Он вспомнил, как бежал вниз, уклоняясь от падающих каменных глыб и огненных струй, почти не надеясь выжить. Он не мог найти ни одного выхода, ни одного шанса спастись, потому что в его голове с оглушительным треском лопнула иллюзия благополучия. Нет ничего обманчивее, чем благополучие. Кажется, что вот оно, его можно потрогать: погладить сытую кошку, разлёгшуюся на солнце, или потрепать по волосам увлечённого игрой ребёнка, но на самом деле это — глупейший самообман. Прожив какое-то время в более-менее комфортных условиях, человек начинает думать, что и завтра ничего особо не изменится. В этом-то и заключается самая страшная ошибка. В надежде на устойчивость карточного домика, которому для разрушения достаточно одного тычка пальцем… Разве можно привыкать к настолько зыбким вещам? Но люди рады привыкнуть к своему благополучию, потому что оно настойчиво подсовывает уверенность в завтрашнем дне. И винить в этом некого. Иллюзии каждый создаёт себе сам.
Однажды Рэн уже позволил себе обмануться благополучием — и его мир погиб. Попав в мир людей, он думал, что больше не совершит такую ошибку, но всё же успел привыкнуть к новому порядку. Из-за Гроггана разговоры об уничтожении мира ходили уже давно, но теперь факты говорят сами за себя.
Предсказание Сенерии слишком похоже на то, о чём говорил Энормис.
Вероятность сговора ученика Мага с обычной гадалкой крайне мала.
Вероятность простого совпадения их слов и происходящего в мире — ещё меньше.
Значит, предсказание почти наверняка правдиво.
Уже сейчас можно с уверенностью сказать: существующий миропорядок доживает свои последние дни. Вопрос лишь в том, идёт ли ему на смену новый, или в итоге не останется ничего.
Видение и впрямь довольно прямолинейно, если знать кое-какую подоплёку. «Грязь» — это почти наверняка возвраты. Их стало так много, что человечество уже не может игнорировать их последствия. После того, как Грогган в короткие сроки захватил ещё две эссенции, прямо из ниоткуда возникли огромные армии отродий, маршем идущие по владениям людей и уничтожающий всё на своём пути. И ведь это только начало. Что будет, когда возвраты войдут в полную силу? Останется ли в Нирионе место, способное укрыть хоть какое-то количество выживших?
Впрочем, это не так уж важно. Сенерия сказала, что её видения стали заканчиваться вспышками чуть больше года назад. Примерно тогда в этом мире объявился Грогган и стал собирать протоэлементы. Совпадение? Вряд ли. Скорее всего, «видение судьбы мира» делится на два потока. Первый — это фрагменты с «грязью». Они иллюстрируют то, к чему мир подошёл вплотную — борьба людей друг с другом, возникновение орд отродий, борьба людей за выживание. Это уже свершившиеся факты, поэтому исход ясен — люди погибнут. Полностью. Как вид. Но есть ещё и второй поток — «вспышка, после которой не остаётся ничего». Она не привязана к первому потоку, она просто его прерывает. Если это не из-за расщепления мира, которое задумал Грогган, то Рэн — не пуэри. Итак, самый главный вопрос: который из концов света должен настать раньше?
Охотнику стало
Уповать на то, что удастся предотвратить предначертанное, не приходится. Получается, любые усилия — тщетны? Как бы не так. Остаётся ещё вопрос точности трактовки. Нужно пойти по порядку. Однозначна ли трактовка первого потока? Пожалуй, однозначна. Люди породили грязь, которая, расплодившись, вот-вот убьёт своих создателей. Но погибли ли они в видении? Нет. Концовки у видения нет. Её заслоняет вспышка, вызванная вмешательством Гроггана в судьбу Нириона. Как пришелец из другого мира, он играет роль внешнего фактора, и потому идёт отдельным потоком. Отсюда вытекает банальный набор из двух новостей.
Плохая новость — потоки не синхронизированы по времени, так что Грогган вполне может расправиться с миром раньше, чем тот сгниёт в пучине возвратов.
Хорошая новость в том, что в концовке видения может быть всё, что угодно. Но откроется она только тогда, когда второй поток перестанет существовать.
Вывод: нужно как можно скорее расправиться с Грогганом, и тогда будет шанс, что Нирион всё же не прекратит своё существование.
«Вроде бы, это как раз то, с чего я начал», — подумал Рэн и хмыкнул про себя. — «Всё не так уж плохо».
Успокоив себя таким образом, он несколько расслабился. Предсказание свалилось на него, как снег на голову — хотя, казалось бы, такого следовало ожидать — но пуэри всё же оказался к нему не готов. Он тайком осмотрел лица спутников: те выглядели мрачными, задумчивыми, встревоженными, но ни в одном из них не угадывалась внутренняя паника, приступ которой только что случился с Рэном. Судя по всему, они не поверили в реальность угрозы, отказались принять собственную близость к пропасти. Пуэри до сих пор удивлялся этому людскому качеству: даже если на их глазах мир будет обращаться в пепел, они просто откажутся в это поверить, например, подумают, что им это снится. Поразительная непосредственность! Можно отгородиться от любой проблемы, попросту отказавшись её осознать. Жаль только, что проблема от этого не становится менее реальной.
До самого вечера разговоры не возобновлялись. Лишь на закате, когда воины-сопровождающие дали команду к привалу, всеобщая задумчивость стала сдавать перед дорожной предсонной суетой. Обоз остановился в уютной ложбинке между холмов. Телеги составили в большой круг, внутри него тотчас образовались круги поменьше, в центре каждого из которых вскоре заполыхал костёр. Люди готовились к ночёвке: брали из повозок припасы и одеяла, окликали знакомых, некоторые даже ставили небольшие шатры. Когда наступили сумерки, по лагерю уже вовсю плыли запахи приготавливаемой пищи.
Рэн, которому после такого ясного дня еда не требовалась, оставил Хелию с новыми знакомыми, а сам взобрался на ближайший холм, чтобы осмотреться. Благодаря своему чувствительному зрению он всё ещё мог видеть довольно далеко, но виды были однообразными: повсюду виднелись лишь поросшие дикой травой вершины холмов, лишь с одной стороны отчётливо различалась могучая река — её противоположный берег тонул в сумеречной дымке.
Вернувшись в лагерь, пуэри обнаружил Хелию кашеварящей на пару с гадалкой. Странствующий рыцарь разминался с щитом и мечом неподалёку, а Рахим сидел рядом с женщинами, и рот у него буквально не закрывался. Судя по всему, бард рассказывал о приключениях, выпавших на его долю во время странствий. Зная, что человек, зарабатывающий на хлеб повествованиями, может вести их хоть до утра, охотник разом утратил желание подсаживаться к спутникам. После сегодняшних откровений ему хотелось только одного — чтобы не трогали.