Евроняня
Шрифт:
– У-у-у… – тихонько и тонко заскулила Ника.
Басовито подвыв, ее тут же поддержал Дарик. Девушка испуганно затихла, зажав обеими руками собачью пасть: еще не хватало, чтобы дети увидели ее плачущей. Начнут жалеть, приставать: что случилось? Они же добрые, Петюня и Марфушка…
Даже единственному родному человеку – тетке – не позвонишь! Расстроится, спать не будет, а то еще хватит ума сесть в такси да привезти сюда те копейки, которые на отпуск откладывала.
Не вставая, чтобы не тревожить собак, девушка дотянулась рукой до
– Говори!
– Жанчик, – всхлипывая, начала няня, – у нас все деньги пропали! Ты, случайно, не видел, куда я их засунула, после того как тебе сотню отдала?
– Нет, – расстроился собеседник. – Я же в дом больше не заходил… И что делать?
– Не знаю! – Ника, плача, поведала ему о несостоявшемся бабушкином подарке, и о завтрашнем твороге, и о кухарке, и о детских неминуемых запросах…
– Не реви! – строго утешил Жан. – Бабушке на подарок найдем, у меня кое-что отложено. А что ЕВРу сказать? Допустим, обокрали!
– Собаки бы чужих учуяли!
– Точно. Не катит. А если пожар? Что там тех денег было? Вспыхнули и нету!
– Пожар – это хорошо, – задумалась няня. – Но разве может случиться пожар в одном отдельно взятом ящике стола? Да так, чтобы следов не осталось?
Теперь задумался мажордом:
– Вообще-то, случиться может все. Но следы должны быть. И запах дыма. Тогда бы дети почувствовали. Слушай, а если Дарика подставить? Он же спец по бумагам!
– Да, и об этом я тоже думала, – тихо сказала Ника, поглаживая пса. – Дарик, конечно, кобель, но зачем на него напраслину возводить? Представь себя на его месте!
– Слушай, а давай вообще никому ничего не говорить! Кухарку предупредим: разгрузочная неделя, от молока и творога откажемся. Уж до выходных-то всяко перебьемся!
– А если дети чего попросят?
– Ты же педагог! Придумай какую-нибудь игру там – неделя без доллара!
– Ну да, и без копейки тоже…
– Ника, да протянем мы это время! На подножном корму в крайнем случае! У тебя там когда трава взойдет?
Ника представила себе несчастных голодных двойняшек, ползающих по грядкам, запихивающих в ротики грязными ручонками едва зазеленевшие всходы петрушки и укропа, и испытала такое сильное чувство жалости, что чуть в обморок не хлопнулась! Хорошо что сидела…
– Нет, Жан, – твердо закончила разговор Ника, – буду сознаваться. Пусть ЕВР делает со мной что хочет, но дети страдать не должны!
– В чем сознаваться-то? – не понял Жан.
– Что деньги неизвестно куда засунула и забыла. В амнезии то есть. Это – общеизвестная болезнь, может, он меня и не сразу выгонит…
Коллега грустно помолчал, потом робко посоветовал:
– Пару деньков подожди, а вдруг найдутся?
– Ладно, – вздохнув, согласилась девушка. Положила трубку и снова горько расплакалась. Представила, как будет докладывать о невероятном событии ЕВРу, как недоверчиво округлятся у того глаза,
«Единственные, кто мне поверит, – дети и собаки. Их не проведешь…»
А дети, видно, что-то и впрямь почувствовали. Вышли на крыльцо будто пожелать спокойной ночи. Увидели в свете фонаря заплаканное нянино лицо, забеспокоились.
– Ника, что ты плачешь? – спросила добрая девочка.
– Ника, что случилось? – встревожился храбрый мальчик. – Кто тебя обидел?
– Даже не знаю, как сказать, – пожаловалась няня. – Куда-то засунула все наши деньги и найти не могу!
– И ты из-за этого плачешь? – не поверила Марфа. – Да папа еще даст, сколько скажем!
– Эх, Марфа, Марфа, – горько качнула головой Вероника. – Это вы у папы попросить можете, а я? Он мне деньги выдал, я должна за них отчитаться. До последней копеечки. А если денег нет и отчитаться не за что, значит, что?
– Что? – хором поинтересовались любознательные двойняшки.
– Значит, я их растратила на себя. То есть, считай, украла.
– Но ты же не укра… дала… – недоуменно запинаясь, произнес Петр.
– А кого это волнует? – усмехнулась Ника. – Денег-то нет… Ладно, деточки, идите ложитесь, поздно уже…
– А ты?
– Посижу тут, воздухом подышу, на звезды полюбуюсь. В последний раз…
– Почему в последний? – уставилась на нее Марфа.
– Да потому, что нет большего позора для честного человека, чем когда его считают вором. Как я у вас после этого работать смогу? Как отцу вашему в глаза смотреть буду? Да я бы сама такую няньку на пушечный выстрел к детям не подпустила! Так что, мои хорошие, завтра будем прощаться. – Ника изо всех сил сдерживалась, чтобы не разреветься на глазах у детей, но все равно всхлипнула.
Озадаченные двойняшки, не зная, как себя вести в такой ситуации, потоптались, повздыхали и тихонько ушли.
Из-за двери Ника слышала, как они о чем-то спорили – видно, решали, как ей, любимой няне, помочь. А чем тут поможешь?
Она осторожно сдвинула с колен шерстяные собачьи головы, подтянула ноги, крепко обняла. Вот и все. Надо собирать пожитки и ехать вместе с тетей Валей в Кувандык. Московский поход за мировой славой закончен. Подиумы, аплодисменты, восторженные поклонники, мировые турне – все в прошлом. А что в будущем? Кувандык, школа, Серега…
Девушка представила эту горестную картину, и стало так себя жалко! Так горько и обидно, что она, не сдержавшись, разрыдалась в голос.
Собаки настороженно вскочили, вздыбили холки. Анжи подскочила сбоку, требовательной мордой отодвинула Никины ладони и принялась слизывать со щек горькую влагу.
Но слезы текли так обильно, что даже собачий язык, большой и работящий, за ними не поспевал.
– Уйди! – отпихнула страдалица ни в чем не повинную собаку и заревела еще сильнее.
За спиной мягко стукнула дверь.