Фанатизм
Шрифт:
– Я не думаю, сейчас вообще не могу думать о творчестве, – проныл в ответ Горчаков. – Потеря была настолько неожиданной, что я никак не могу прийти в себя.
Даже в подтексте не прозвучало намека на срыв брака по расчету.
Похороны прошли пышно. Покойница была одета в свадебное платье. На Горчакова все Аванесовы косились, как на убийцу, который продолжает разгуливать на свободе.
– Почему вы не живете с родителями? – спросил
– Потому что мне уже тридцать.
– А на какие средства вы снимаете квартиру?
– На ежемесячную зарплату.
В кабинете было неуютно. Его стол стоял у окна, а в углу, за другим столом, еще один в штатском что-то черкал на листах бумаги. Компьютеров не было, и мне казалось, что это тесное пространство, замкнутое между зелеными обоями, никак не может называться современным офисом, но, тем не менее, – контора писала, в прямом смысле этого слова.
– На зарплату? – уточнил Бусыгин, готовясь зафиксировать сумму в протоколе допроса.
Я не ответила.
– Вы помните ту вечеринку, так называемый «мальчишник», перед свадьбой Горчакова?
– Конечно.
– Ваши друзья сказали, что вы тогда нервничали больше всех…
– Какие друзья?
– Вы же ушли первой?
– Да там стриптиз начался. А я от стриптиза всегда перевозбуждаюсь и начинаю нервничать. Пришлось уйти.
– Были стриптизерши? Из какого клуба, не помните?
Шариковые ручки скребли по бумаге.
Плакать при всех, рыдать, биться головой об стену – разве это не стриптиз? Это круче. Ни одна стриптизерша такого не исполнит.
– Нет, никого не было.
– Почему тогда вы ушли?
Я молчала.
– София Александровна, вы даете самые путаные ответы. На простейшие вопросы. Какие отношения у вас с Горчаковым?
– Я его люблю.
– Как художника?
– И как художника тоже. По-моему, он наделен уникальным, исключительным даром. Вы видели его работы?
– Видели-видели. То есть любовной связи между вами нет?
– Нет.
– Как вы познакомились?
И еще вопросы. И снова. И те же самые. И заново. Как им не надоедает?
Мы переливали пустоту, придавая ей различные формы. И стопка листов оказалась исписанной. Наконец, Бусыгин сделал знак коллеге, и тот вышел.
– София Александровна, может, поговорим начистоту?
Он один справлялся с ролями доброго и злого полицейского. Следователь-универсал.
– Я не пойму, в чем вы меня подозреваете. Я торчала там, вместе со всеми, мерзла.
– Ну и что, что вы там торчали? Убийца тоже не сам взрывное устройство в кладовке мастерил и не сам в багажник запихивал. Он нанял профессионала. В наше время для совершения убийства нужна всего лишь определенная сумма дензнаков.
– Я ее не заказывала!
– Да вас никто и не подозревает. Просто мы должны все выяснить.
Бусыгин взглянул мрачно. И я ему искренне посочувствовала – изо дня в день, из года в год одно и то же.
– Я не знаю, чем вам помочь, Сергей Сергеевич.
– Мне? И мне, и следствию, и самим себе. Вы все – очень странная компания. Я впервые такое вижу. Вы друзья этого Горчакова, но между собой не друзья, а сотрудники какого-то предприятия, какие-то контрабандисты. Что вы скрываете? Какие тайны? Его значение для потомков? Для истории? Мемуары о нем пишете?
– Он вам не нравится?
– Почему не нравится? Нравится. Вы здравомыслящий человек, Соня (позвольте), и я могу говорить с вами прямо. Я уверен, что тот, кто заказал это убийство, сводил счеты не с Аванесовым, не с его супермаркетами или оптовым рынком. Сейчас, слава Богу, не девяностые, и город у нас в этом отношении тихий. Думаю, этим преступником двигала ревность, а значит, та самая любовь к Горчакову, о которой вы мне тут пытаетесь втолковать. Это я вам говорю – по своему много-многолетнему опыту.
Бусыгин провел рукой по редким волосам.
– А мне спросить можно? – решилась я.
– Можно. Не все ж мне спрашивать.
– Кто сказал, что я нервничала и ушла раньше всех?
– Пырьев, Виктор, телеканал «Кондор», оператор. Знаете такого?
– Еще бы. Витек – мой друг…
– Вот-вот. Все вы такие друзья. Так почему вы ушли?
– Он плакал. Страшно было смотреть на это.
– Так-то на миллионерше жениться!
– А вы не плакали перед свадьбой?
– Нет. А вот когда разводились – плакал. Сын вырос, все разладилось, изменять друг другу стали. У нее любовник завелся, я назло ей тоже интрижку затеял. И даже скандалов не было, а просто тоска. А в суде сидел и вспоминал все наше «первое» – первые покупки, первые ремонты, первые поездки в отпуск. Мы с женой семнадцать лет прожили. Было много хорошего, было… А куда делось? Как и не было. Бесславно все закончилось. Пошло прахом. И сын – сам по себе, ни меня, ни мать знать не хочет.