"Фантастика 2024-46". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
И вдруг она его узнала.
Тогда, на базе, ночной визит, у нее «теслы», у него меч. Они схватились, и он победил. Ах ты…
– Итак, мы уходим! – провозгласил он.
– Я остаюсь, – сказала Сирень.
Клык. Клавдия, Дрюпин, они с удивлением, незнакомец без особого.
– Я остаюсь, – повторила Сирень.
– Это…
Он задумался и щелкнул пальцами, как бы призывая вдохновение.
– Круто, – сказал Дрюпин.
Незнакомец поморщился.
– Гуманитарные науки явно не твой конек, мой верный Дрюпин, – сказал он. –
И поднялся со стула.
Они смотрели на него с надеждой, Сирень успела это заметить.
А он достал платок и протер глаза, и тут же у него за спиной всколыхнулся воздух, завертелся, сделался непрозрачным и белым, и эта белизна стала расплываться в стороны, как вливаемое в воду молоко.
И снова стало холоднее. Откуда-то ворвался снег и закружился над нами.
– Вот это да, – сказал Клык.
– Портал… – прошептал Дрюпин. – Кротовья нора…
– Чертовщина какая, – пискляво сказала Клавдия. – Бесовское всё, чую же.
– Чертовщина не чертовщина, а попрошу поторапливаться, – незнакомец указал в свет. – Это долго не может продолжаться, я пока не в силе.
Они все смотрели на Сирень.
– Сирень, пойдем, а? – попросил Клык. – Пойдем! Тебе что, на самом деле памятником стать хочется? Мне не хочется вот…
– Пойдем, – попросил и Дрюпин. – Чего тут делать-то?
– Давай-ка не дури, – сказала Клавдия. – Понавыдумывала. А ну, пойдем!
– Ладно, – сказала Сирень. – Уходим. Уговорили.
– Ура! – крикнул Клык. – Ура!
Он тут же захромал в сторону белизны, как всегда скрипя костылями и присвистывая. Клавдия взялась его сопровождать, они приблизились к сияющему провалу в пространстве и сами начинали сиять, на плечах, на руках, на головах поселялись пляшущие короны из бешеного белого огня. Клык вытянул руку, волосы у Клавдии поднялись и засверкали молниями.
– Щекотно как! – крикнул Клык. – Щиплется!
И они исчезли. Портал выплюнул снег и мелко крошенные сосульки.
– Сирень, ты идешь? – спросил Дрюпин.
– После тебя, – ответила Сирень. – А то ты еще за края зацепишься.
Дрюпин поглядел на незнакомца. Тот кивнул.
– Я жду тебя там, – сказал Дрюпин. – Давай скорее. Смотри!
Дрюпин погрозил кулаком.
– Тик-так, – сказал незнакомец. – Тик-так, тик-так.
– Дрюпин, – вздохнула Сирень. – Ты задерживаешь нас всех.
– Ладно…
Дрюпин неуверенно направился в сторону портала.
– Поспешай-поспешай, – велел гость.
Дрюпин хотел что-то сказать, но гость подошел к нему, схватил за шиворот и зашвырнул в холод. Дрюпин успел еще что-то крикнуть и исчез.
Гость повернулся к Сирени.
– Время не ждет, – напомнил он. – Надо уходить… Хотя я подозреваю, что у тебя есть собственное мнение по этому вопросу.
– Есть, – подтвердила Сирень. –
Он покивал.
– Так я и думал, – сказал гость. – У всех всегда имеется собственное мнение, в конце концов это погубит нашу цивилизацию. Значит, ты решила остаться?
– Ага.
Сиренью овладело патологическое упрямство. Она не хотела с ним. Непонятно почему. Она знала, что ей с ним…
Не по пути. Совсем не по пути. Категорически. Пошел-ка он. Конечно, это глупо, она понимала. То есть очень глупо, самоубийственно.
– Я остаюсь, – подтвердила Сирень.
– Сильный выбор, – сказал незнакомец. – Весьма. Впрочем, неудивительно, сильный выбор – он у тебя в крови. В генах, так сказать.
Он коснулся пальцем лба.
– Я даже знаю, что ты будешь делать, – он смотрел на нее не мигая, пристально, от взгляда этого Сирени становилось страшно.
Очень страшно.
Но она его выдержала.
– Знаю, – он продолжал смотреть. – Ты будешь вести дневник. Будешь записывать последние мысли. Что ж, это в духе. Это… Это твой выбор.
– Ага. Это ты там был?
– Где?
– В комнате с картиной?
Гость кивнул.
– Конечно, – сказал он. – Я. Я был в комнате с картиной. Я был в сотнях комнат с картинами, на сотнях улиц сотен городов, в пустынях без края и в подвалах с анакондами… Ну и так далее. Только это надо произносить с надлежащим пафосом…
– Чья эта комната?
Незнакомец помотал головой.
– Скажи, – попросила Сирень.
– Как-нибудь в другой раз. Привет-привет. Впрочем, мне пора, сударыня, пишите письма.
Он поклонился с грацией испанского гранда.
– Аста сиемпре, дорогая, кажется так? Одним словом, прощай навеки.
Он сделал шаг назад, помахал рукой и упал в белизну.
Сирень осталась одна. Села на стул и стала ждать.
Бетон прибывал. Не так медленно, как хотелось бы, но и не очень быстро. Бетон почти уже добрался до сиденья стула. Настроение у Сирени было плохое, просто ужасное, и она достала письма. Оставалось последнее, совсем небольшое, на одном листе, на пол-листа. Время оставалось, и она решила потратить его с пользой. Почитать. Чтение развивает мозг.
«Здравствуй, Пашка!
Если ты получишь это письмо, чихни при встрече в столовой. Чихни обязательно! Ты же умеешь!
Вчера я вспоминала сентябрь. Помнишь рябину? Красная, но кислая, а ты наврал, что умеешь варить пастилу. Рябиновая пастила, что может быть глупее? Но ты упорно врал, и достал сахар, сворованный в столовой, и кастрюлю, сворованную там же. Мы нарвали целое ведро рябины и стали варить ее на костре. Высыпали весь сахар, а еще можжевеловые ягоды для вкуса. К вечеру пастила сварилась, но она оказалась совсем не такой. То есть несъедобной совсем, горькой. Ты пронес ее на базу и подкинул в компот, а потом смотрел, как все плевались.