"Фантастика 2025-118". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Ладно, передай, что скоро буду, брат. Осталось у меня тут всего одно дело…
Раннее зимнее солнце заходило над тайгой, печально золотя напоследок нетронутый снег на замерзшей Селенге, на крышах изб и амбаров бывшей рыболовецкой слободы.
На кедровой опушке и за перелеском притаился небольшой отряд о сотню казаков. Коротышка с верным боевым псом своим Весьегоновым готовились атаковать безжизненную на первый взгляд слободу.
Однако, если присмотреться даже с невысокой позиции Рогаткина можно было разглядеть едва
Раздался тихий хруст снега, затем шепот. Рогаткин с Весьегоновым повернули головы — пришел лазутчик Васька Говоров со своими людьми — на черных усах сосульки, в глазах — голод падальщика.
— Старая изба целовальника, Перпетуй Ибрагимович, — зашептал Васька, — онамо дюжина лошадей у коновязи, караулов нету.
— Чужеяда узрел? — спросил Рогаткин.
— Нет, обаче на дворе стоит его сизый возок, на овом он внегда едучи.
Коротышка кивнул.
— Будем още дожидати? — спросил Весьегонов.
— Нет, идем.
— Сейчас?
— Да.
Весьегонов дал громогласную команду и сотенный отряд двумя мощными камнепадами обрушился на слободу.
В мгновение ока окружили они бывшую избу целовальника, спешились, ворвались. Рогаткин с Весьегоновым — в числе первых.
Изба была большой — из четырех добрых клетей, хорошо натоплена и освещена, только была совершенно пустой. От печи шел жар и горелый запах, еще там что-то шипело.
Один из бойцов взял ухват, сунул в горнило и извлек большой пятилитровый чугунный горшок. От черного варева шел дым. Воин выбросил горшок с ухватом в окно.
— Тьфу ты черт!
— В толк не возьму, Перпетуй, а иде… — Растерянно оглядывался Весьегонов.
— Тсс! — прошипел Коротышка и стал крутиться вокруг своей оси, пытаясь словно локатор уловить ухом ускользающий звук.
Выловить он его не успел — округу разорвали залпы выстрелов и крики.
Рогаткин с Весьегоновым выбежали из избы и тотчас нарвались на отряд тунгусов, который стал косить их стрелами с соседней улицы.
Коротышка с невероятным проворством сиганул обратно в дом, успев заметить, что Весьегонов лежит в снегу, а в груди у него стрела. Не останавливаясь, Рогаткин пересек горницу и рыбкой нырнул в окно, угодив коленом в котел с варевом, перекувырнулся, вскочил и слыша свист стрел за спиной запетлял меж построек. Из-за амбара на него выскочили двое тунгусов. Одного Коротышка рассек по диагонали своим палашом, а со вторым пришлось повозиться — он не худо владел своей пальмой. В конце концов Рогаткин его одолел и побежал в опустившихся сумерках туда, где маячила полоска зарослей.
Его опять заметили, засвистели стрелы. Коротышка нырнул в снег, забарахтался в нем, вспахав метров десять, вскочил за старой покосившейся рыбацкой избой и снова припустил, выбежав из слободы. Тут нашел он коня с мертвым казаком из своего отряда. Скинув казака и вскочив на коня, Рогаткин погнал его в ночь, не доставая ногами до стремян. Добравшись до перелеска, оглянулся и понял, что весь его отряд разбит и только он остался в живых.
Федор Ильич Безхвостьев
Варвара нежно массировала его рубленый лоб и виски, а Федор Ильич, глядя туманным блаженным взглядом на интерьер ее светлицы думал, что зело не худо жил покойный купец-рыболов. Иконы на лакированных стенах, шелковые ткани, фарфоровые украшения, каменные палаты на первом этаже, тончайшего набора печные изразцы и потом эта широкая мягкая кровать — признаться куда удобнее лавок — у Федора Ильича и в Москве-то ничего подобного не было, и он предположил, что возможно и у самой царицы такой не было. Быть может у Василия Голицына только была.
Но главным украшением в богатом наследстве покойного Томилина конечно была его супружница — двадцатичетырехлетняя «вдова» Варвара. Федор Ильич запрокинул голову, увидел над собой подтянутые аппетитные перси, нежную матовую кожу, от которой шел соблазнительный жар, приоткрытые уста, огонь таившийся в кротком бездонном взгляде.
Федор Ильич ощутил прилив острого желания, он схватил Варвару за руку, потянул к себе, но в дверь настойчиво постучали. Уже третий раз за последний час.
— Прости, Федор Ильич! Иначе засветло не успеем! — раздалось за дверью.
Боярин неохотно поднялся, сел на кровати.
— Сызнова делю тебя с кем-то, Федя. — Ласково сказала Варвара.
— Дела государевы, Варварьюшка. — Федор Ильич потянулся за рубахой.
«Вдова» засмеялась.
— За домовым да лешими гоняться ныне дела государевы?
Федор Ильич криво усмехнулся и поцеловал ее в голое плечо.
— Теперь проси още еже бы сказывал.
— Ну нет, сказывай! — припала к нему Варвара. — Убо лучше про твоего летающего в ступе стеня слушать, нежель старух купеческих. Тьма и пущай лучше бы вы его вовек не сыскали!
— Да яко же это вовек? — отстранился Безхвостьев. — Смерти моей алкаешь?
— Ты бы век его ловил — век моим был, соколик.
— А ежели аз тебя с собой в Москву заберу!
— Не плюскал бы ты, Федя, аки отрок неразумный! — грустно сказала Ваврвара. — Я тебе не жена, во еже ты меня с собою брал.
Безхвостьев нахмурился. В дверь опять постучали. Ему самому все это не нравилось — жена, Сибирский приказ в Москве, служилые обязанности. Он был уверен, что хочет одного — остаться с этой внезапно возникшей в его жизни женщиной и к черту все остальное.
— Завтра жди меня пораньше. — Сказал он, одевшись.
— Ну нет. — Тень недовольства мелькнула на красивом лице.
— Яко ж нет, Варварюшка!
— По всему уезду ужо толки броднят, еже ко мне отайный гость зачастил. От зазору деваться амо не ведаю.
— Какие же толки!
— Приезжай не сюда, а в Балатовскую слободу, онамо у меня хоромы зимние. Спросишь, дескать иде двор вдовы Томилина.
— Годе. — Безхвостьев подошел вплотную к обнаженной Варваре и впился в ее сладкие уста.