Фатум
Шрифт:
Таллий молча уставился на Уолли, продолжая теребить бороду. Такое тоже частенько бывало: провидец просто зависал, полностью теряя связь с реальностью. Как-то раз он провел в таком состоянии более суток, а потому, во избежание подобного, Оливер поспешил привлечь его внимание.
– Не бери в голову, Таллий, это все глупости. Ты мне вот что скажи: не проще было бы просто рассказать им все сразу? Тогда тебя перестали бы таскать на все эти допросы…
– Но как я могу рассказать того, чего не знаю?
– Не знаешь? – Оливер улыбнулся. – Но ведь тайна имени Избранного была передана тебе, и если, кто и знает его, то это ты, разве не так?
– Так, – кивнул тот, начав с преувеличенным интересом изучать потолок камеры. – Но имени еще нет.
– В смысле? Избранный есть, а имени нет?
– Да.
– Но, – Оливер рассмеялся,
– Я тоже так считал, когда впервые открыл пророчество, – кивнул Таллий, улыбнувшись воспоминаниям. Он на время отвлекся от своей бороды и принялся теребить рваные края своей замызганной бурой робы. Нечистоплотность – еще одна черта, присущая многим провидцем. – Я думал, что наставник доверил мне самую сокровенную тайну, но… Это было самым большим разочарованием моей юности, – задумчиво протянул он. – Не считая отказа Мелани Рикс стать моей парой на балу в честь инициации.
Оливер пробурчал что-то сочувственное, хотя, с другой стороны, он мог понять эту женщину: если Таллий всегда был таким, каким был сейчас, то только очень смелая хранительница отважилась бы сопровождать его на балу.
– И все же, как это возможно?
– Думаю, меня опередили, и Мелани уже получила приглашение от другого…
– Да нет, – отмахнулся Уолли. – Я не об этом. Я про наличие безымянного Избранного.
– А в чем проблема? Все очень просто.
– И все-таки?
– Ты бывал в зале совета старейшин? – ни с того ни с сего спросил Таллий.
– Ну, – Саммерс немного растерялся, – скорее, видел мельком. Я же беллатор. Икс-беллатор, мне туда путь закрыт.
– Но все же ты представляешь, о чем я говорю?
– Ну…да.
– Хорошо. Тогда будь добр, скажи мне, сколько в этом зале входов?
– Три, если не ошибаюсь, – Уолли все еще не понимал, к чему клонил провидец.
– Совершенно верно, – кивнул Таллий. – Один зал, три входа, правильно?
– Да.
– Вот и с пророчеством то же самое, Оливер Саммерс: одно событие, несколько дорог, которые, так или иначе, приведут к нему. Вот и все. Будущее предопределено, но, одновременно, непредсказуемо: нам, провидцам, открывается финал, но мы до самого конца не знаем, какой дорогой мы придем к нему. В этом и состоит вся трагедия нашего дара. Раньше, ребенком, я думал, что будущее открывается нам с тем, чтобы мы могли вмешаться и изменить его. Эта мысль не давала мне покоя, и именно из-за нее я и вмешался и отправил твоего друга на Землю. Но опыт показывает, что все наши старания бесполезны: думая, что мы меняем будущее, мы лишь скачем с одного пути на другой, с одной тропы на соседнюю, но… Как бы эта тропинка не петляла, рано или поздно она все равно приведет нас к тому, отчего мы бежали. Выбор – иллюзия, мой друг, – Таллий наблюдал за тем, как веселье испарялось с лица собеседника, уступая место угрюмой задумчивости. – Мне очень жаль, Оливер Саммерс, что на долю твоего друга выпало подобное.
– Это не твоя вина, – откликнулся тот и тяжело вздохнул. Да уж, провидец дал ему пищу для размышлений. – Ну а… Сколько дорог ведут к этому конкретному…финалу?
– Две, – кивнул провидец, показывая, что икс мыслил в правильном направлении.
– Дэвид Абрамс и Кристиан Арчер?
– Почти, – ухмыльнулся тот, вводя айтишника в ступор, но затем пояснил. – Дэниел и Дэвид Малик.
– Ах, ну да, точно, – Уолли невесело улыбнулся. Он все еще не мог свыкнуться с мыслью, что его лучший друг приходился сыном магистру Эйдену Малику. Не говоря уже о том, что Крис мог быть тем, кто положит конец всему Эстасу. – А когда станет известно точно? Когда ты узнаешь нужное имя?
– Трудно сказать, – Таллий вновь вцепился в бороду. – Должно произойти что-то особенное…Переломный момент. Он и определит единственный, избранный, путь. Это может произойти нескоро: через год, три, десять или даже пятьдесят лет; а, может, и завтра. Возможно, даже сейчас.
– Очень надеюсь, что нет, – Саммерс тяжело поднялся на ноги и поднял с пола подушку. – Спасибо, Талл, ты … Талл? – мужчина резко развернулся и вплотную прижался к решетке. – Эй, если ты решил пошутить, то ты выбрал не самый удачный…
Он не шутил. Еще пару минут назад сидевший в расслабленной позе, Таллий вдруг напрягся и вцепился своими короткими мясистыми пальцами в матрац. Тело провидца начало дрожать, а его глаза…Оливер, испугавшись, отшатнулся от решетки и, споткнувшись о ножку стола, плюхнулся на пол.
–
Губы провидца зашевелились, но из-за бороды, что приглушала звук, Уолли не мог ничего разобрать. Таллий продолжал трястись всем телом, на его лбу, шее и ладонях выступили вены. С третьего раза охранники все же услышали Оливера и бросились на помощь. Они отцепили руки заключенного от матраца и попытались уложить его, но это оказалось труднее, чем они думали: трое охранников еле-еле смогли перевести Таллия в горизонтальное положение и зафиксировать. Один держал его руки, второй – ноги, третий – грудь.
– Что он говорит? – Оливер снова подошел вплотную к решетке, мертвой хваткой вцепившись в металлические прутья. – Прошу, парни, послушайте, что он говорит!
– Назад, Саммерс! – пропыхтел один из тюремщиков, пропуская просьбу мимо ушей. Он и подумать не мог, что в таком коротышке, как Таллий, могла уживаться подобная сила: трое охранников еле справлялись с тем, чтобы удержать провидца на кровати.
– Что он говорит?? Просто скажите, что…
– Да угомонись ты!
– Что он говорит?!
– Саммерс!
– ЧТО ОН….
– Черт, да угомоните вы этого придурка! – взорвался один из охранников, разрываясь между желанием всадить транквилизатор в бьющегося в конвульсиях Таллия и вырубить Оливера.
– Какого из?! – уточнил его товарищ, тяжело дыша и всем телом нажимая на грудь провидца.
– Обоих! – ответил тот и, распрямившись, выпустил в Оливера шоковый разряд. Взвыв, айтишник рухнул на пол. – Дэниел Малик, черт его дери, вот что он говорит! Дэниэл Малик! Теперь ты счастлив, сопляк?!
конец второй части
====== ЧАСТЬ 3: Рубикон ======
Год спустя
Дорогой дневник! Черт, я поверить не могу, что пишу это; что вообще свыклась с этой дурацкой привычкой, навязанной мне в клинике – вести дневник! Капец, кому рассказать – не поверят. Можно подумать, кому-то есть дело до очередной сумасшедшей, которой самой уже плевать, что с ней будет дальше. Ну да ладно, сейчас не об этом.
Сегодня он приходил снова. Тот чувак в военной форме и с мордой-тяпкой. Снова пел свою песенку про теорию заговора и про то, что типа я могу помочь спасти нашу страну, уничтожить врага и т.д. и т.п. Бред, одним словом. И после этого меня называют умалишенной??? Хотя, пофиг – пусть думают, что хотят: меня уже чем только не награждали, начиная с шизофрении и заканчивая еще какой-нибудь малоизученной хренью, название которой даже сами врачи без ошибок написать не в состоянии. И знаешь, что? Я оправдаю их ожидания. Да, да, да: я согласилась пойти с этим солдафоном-кирпичфейсом. Более того, ему я даже готова поверить, потому что в отличие от тех добрых дядек-мозгоправов, которые обещали все исправить и вернуть мне мою старую жизнь, этот чувак сразу сказал мне, что это невозможно. Сказал, что та жизнь, которую я считала своей, была вовсе не настоящей, и что, на самом деле, я никакая не Вероника. Сначала я ему не верила, но потом… Черт, ведь есть в этом что-то. Иначе почему каждый раз, когда я пытаюсь вспомнить какую-то деталь из «своего» прошлого, меня начинает колбасить? Потеря сознания, судороги, кровь из носа – красота, блин! Почему каждый раз, когда кто-то в универе начинал спрашивать о моих родных, я оказывалась в больнице с нервным срывом? Почему я, типа русская, говорю по-русски с акцентом, но с легкостью смотрю западные фильмы без перевода? Тут два варианта: либо мое альтер-эго долбанный полиглот, либо у меня какая-нибудь редкая опухоль мозга, от которой я вот-вот загнусь. Классная перспектива! Я бы, наверное, нехило из-за этого расстраивалась, если бы меня не пичкали успокоительными каждый день в течение последних восьми месяцев: сейчас мне вообще на все насрать. Хронический пофигизм – вот и весь результат моего лечения. И нахрена я только обратилась к врачу? Дура, думала мне помогут; не хотела срываться с пар в универе, хотела получить диплом… Нда. Если мне и помогли чем-то в психушке, так это тем, что показали мне, что жизнь может быть еще большим дерьмом. «Оставь надежду всяк сюда входящий» – вот это как раз про это чудесное заведение. Правда, помимо надежды можно добавить еще и мозги, ибо на всю эту контору приходится всего парочка оных, да и та разделена человек на двадцать. А врачам, кажется, и вовсе ничего не досталось.