Фатум
Шрифт:
Короче, с меня хватит. Может, это безумие и я совершаю самую большую ошибку в своей жизни, но мне все равно: хуже уже не будет. Сегодня я в последний раз засну Вороновой Вероникой Андреевной, а завтра я уже буду в другом месте, с другим именем, с другой жизнью.
Солдафон сказал, что мое настоящее имя – Николь Кларк и что мне промыли мозги примерно год назад. Если ему верить, я такая не одна: пришельцы уже очень давно разгуливают по нашей планете, используя землян в своих мега-злодейских целях, после чего либо убивая нас, либо сводя с ума, как получилось со мной. Бу-га-га, вот тут типа мне должно было стать страшно, но, как я и говорила, мне насрать. В общем, оказывается, правительство запустило программу, которая разыскивает таких вот, как я, и пытается вытянуть из наших простиранных серых извилин то, что хоть как-то может помочь в войне с инопланетянами. (Эх, слышал бы это мой лечащий врач – ему б на целую диссертацию хватило!) Не знаю, прикол ли это, или очередной способ «исправить» меня, но, так и
Страшно ли мне? Нет. По крайней мере, до тех пор, пока из моей крови не вышло успокоительное. Я, скорее, в предвкушении. Я уже давно не чувствовала ничего, кроме пустоты и отчаянья от осознания того, что моя жизнь от меня не зависит; что она катится по наклонной, но никакого Сизифа* нет, чтобы подхватить ее и унести обратно вверх. Теперь же запахло переменами. Даже если этот кирпичфейс окажется маньяком-убийцей, и уже завтра мои органы полетят на черный рынок, осознание того, что я сама шагнула ему навстречу, что это было моим решением, а не чьим-либо еще, будет облегчением. А возможно, мне даже повезет и меня отпустят: ведь, насколько мне известно, бороться-то землянам уже не с кем. Танвит был уничтожен полгода назад. Хотя нет, больше: месяцев девять-десять; почти год. Кстати говоря, если верить новостям, уничтожил Танвит один из своих: мутант-хранитель. А другой такой, если верить кирпичфейсу, и промыл мне мозги. Вот как бывает. (Блин, да тут на две, если не на все три, диссертации хватит!) Разумеется, есть выжившие: почти все население Эстаса живет сейчас на четырех космических станциях, вращающихся на орбите теперь уже необитаемой планеты. Пусть они живы, но они не представляют угрозы: как показывает опыт, они не способны выжить на Земле. А те, кто могли – мутанты – оставались на Эстасе в момент взрыва и, следовательно, сдохли. Вот уж не знаю, что у них там произошло, но теперь от грозных и страшных инопланетян осталась горстка обыкновенных людей, запертых в космических консервных банках: и то ненадолго – это лишь вопрос времени, насколько им хватит припасов. Так что да, если меня не убьют в ближайшие сорок восемь часов, то, скорее всего, я стану свободна. Меня отпустят с миром и дадут леденец на выходе. Да, это меня устраивает.
Кажется, теперь все. Сейчас я поставлю точку, запечатаю тебя в конверт и сдам солдафону: не знаю, правда, зачем этому амбалищу все мои дневники, но даже если он будет использовать их как туалетное чтиво, мне плевать. Тем более, после того, как мое лечение (ну или обучение, как это называет кирпичфейс) завершится, мне снова вернут тебя, дорогой дневник, и всех твоих предшественников. Надеюсь, тогда я, наконец-то, пойму, что за хрень творится с моей жизнью.
Прощай, Вероника.
Здравствуй, новая жизнь.
Комментарий к ЧАСТЬ 3: Рубикон Сизиф — в древнегреческой мифологии строитель и царь Коринфа, после смерти приговорённый богами вкатывать на гору, расположенную в Тартаре, тяжёлый камень, который, едва достигнув вершины, раз за разом скатывался вниз.
====== Глава 41 Безымянная ======
Два года спустя
– Поднимайся, Незабудка! Крыша едет! – нет, это был не диагноз и не признание нестабильности собственного ума; это была Селена, соседка Николь, которая, судя по всему, оседлала свою спящую подругу (на живот Никки навалилась такая тяжесть, что глаза девушки непроизвольно распахнулись; следующая стадия – выпрыгивание из глазниц) и отнюдь не деликатно выдернула из-под нее подушку. Николь не переставала удивляться, как тщедушное тельце Селены (у которой была фигура начинающей анорексички) могло весить так много и иметь столько силы. – Давай, давай, живо!
Бросив подушку в другой конец комнаты, девушка-будильник встала с Николь, забирая с собой одеяло, и включила настольную лампу.
– Блин, ты ненормальная?! – глаза заслезились от яркого света, и Никки, шипя как раненая змея, отвернулась к стене. – Дай поспать.
– Крыша едет, – повторила нарушительница спокойствия уже громче. Николь, хоть и лежала к ней спиной, была уверена, что Селена сейчас нависала над ней, скрестив руки на груди и притоптывая ножкой. О, это, должно быть, было очень забавное зрелище, потому что Селена была самой агрессивной и грозной девушкой из их группы, что не мешало ей иметь страсть к нежно-лиловому цвету, мягким игрушкам и рюшам; и все это великолепно сочеталось в ее пижаме: коротенькие шортики, свободный топик с изображением мишки Тедди на тонких тесемках и плюшевые тапочки-собачки. Николь не раз ломала голову над тем, каким образом Селене удалось уговорить начальство разрешить носить ей нечто подобное, пусть даже в спальне, где ее видели только одногруппницы. На «Заре», а именно так называлась база, которая вот уже два года была Николь домом, были очень строгие правила, которые касались и дресс-кода, в частности. На территории комплекса разрешалось носить вещи определенной цветовой гаммы и фасонов. На самом деле, все было не так уж и строго: никаких ярких цветов и вызывающих нарядов, вот и все, однако, Селене удавалось пересекать
– Эй, Незабудка, подъем! – Николь сморщилась: это прозвище действовало ей на нервы. Вообще-то, правильнее было бы сказать имя, потому что именно его функцию и выполняло слово «Незабудка», но девушка упрямо воспринимала это слово, как кличку. Дело в том, что Никки принадлежала к числу безымянных: тех, чья жизнь была ограничена территорией базы. За ее пределами у нее не было ни имени, ни документов – ничего; ее просто не существовало. Разумеется, рано или поздно Николь получит новое имя и новую жизнь: как только будет готова. Возможно, ей даже позволят самой придумать себе историю. Но до тех пор она все еще была безымянной, и вместо имени ей дали позывной – Незабудка. И хоть девушка была не в восторге от своего временного имени, которое служило вечным напоминанием о ее проблемах с памятью, она понимала, что могло быть хуже: буквально за стенкой, в соседнем отряде, был парень по прозвищу Чебурашка. Вот уж кому реально не повезло.
– Отстань, – будь у Никки подушка, она бы обязательно ей воспользовалась и накрыла бы ей голову, но увы: ее мягкая пуховая подруга прохлаждалась на каменном полу.
– Поднимайся, Кларк! – рявкнула Селена и, о чудо, Николь тут же вскочила и набросилась на нее.
– Ты совсем что ли?! – прошипела она, изо всех сил вжимая свою ладонь в пухлые губы ночной визитерши. – Я тебе по секрету рассказала, а ты горланишь мое имя направо и налево! Что ты примахалась ко мне?! У нас до подъема, – Никки бросила взгляд на часы, висевшие над дверью: циферблат был подсвечен тусклым синим цветом, – три часа еще! Отвали от меня!
– За базаром следи, – Селена с легкостью отвела руку Николь от лица, явно давая понять, что быть заткнутой – ее выбор, а не заслуга боевых навыков Никки. – Не забывай, с кем говоришь. Субординация, детка, субординация!
– Иди ты! – Николь отцепилась от подруги и пошла за подушкой. Они с Селеной были одними из самых старших воспитанников, а потому если кому-то и вручали шефство над отрядом, то кому-то из их возрастной категории. В случае с их группой во главе стояла Селена по той лишь причине, что она была на год старше Николь – ей было двадцать три. Один год, триста шестьдесят пять дней – невелика разница, но все же «начальница» никогда не упускала случая поддеть свою подругу, стоявшую на более низкой карьерной ступеньке. Николь, по большому счету, такое положение дел не особо задевало: все прекрасно понимали, что настоящая власть на «Заре» принадлежала лишь одному человеку – Крыше. Ранило Никки другое: у Селены было имя. Настоящее, а не прозвище, которое дали самой Николь. Именно поэтому Селена была вольна покинуть базу когда угодно, и, в отличие от всех остальных воспитанников базы, она не находилась в подвешенном состоянии. Селена могла уйти, а Николь – нет. Пусть сейчас Никки и не хотела покидать базу (ей, так-то, было некуда податься), просто сам факт того, что она находилась в крайне зависимом положении, ее напрягал. Крыша, он же кирпичфейс, зачем-то держал ее на базе, готовил к чему-то. В список дисциплин, которые Николь изучала на «Заре», входил не только интеръяз и боевая подготовка – как у большинства воспитанников, но также ангорт – язык жителей Эстаса, со всеми его диалектами; вождение различного вида транспорта (в том числе и инопланетного) и владение оружием. Это было очень необычно и немного пугающе: к чему Николь знать язык, на котором больше никто не говорил или управлять техникой, которой никто не пользовался? Согласно новой конвенции, уцелевшие в катастрофе жители Танвита обязывались пользоваться исключительно интеръязом, если хотели рассчитывать на помощь Землян, а транспорт… Ну, учитывая, что жизненное пространство пришельцев теперь ограничивалось космической станцией, транспорт был им ни к чему: по сути, они теперь жили на огромных-преогромных ковчегах. Так зачем им транспорт внутри транспорта?
– Я-то пойду, – хмыкнула Селена на грубый выпад соседки по комнате, мысленно начиная отсчет: ей было интересно, до сколько она успеет досчитать, прежде чем сонный мозг Незабудки сложит два и два. – Другой вопрос, пойдешь ли ты, а?
Шесть. Именно на этой цифре Николь замерла с подушкой в руках, а затем медленно-медленно, будто у нее на голове стоял фарфоровый сервиз, который мог упасть от любого неверного движения, повернулась к Селене.
– Что ты сказала?
– Кто? Я?? – девушка округлила глаза и, хлопая ресницами, всем своим видом показывала искреннее недоумение. – Я молчу.
– Крыша едет, – повторила Николь, чеканя каждое слово. – Сюда. Сам. Селена, что он сказал??
Девушка улыбнулась, смакуя момент собственного превосходства.
– Да ладно тебе, Незабудка, оставь это. Ты права, еще целых три…
– Селена!
– Сказал, чтобы ты немедленно явилась к нему в кабинет, – оставив веселье, закончила та. – Я не знаю, что у них стряслось, но голос у него был мрачный. Видимо, это что-то срочное, если он решил не дожидаться утра, – Селена, сопровождаемая напряженным взглядом Николь, пересекла комнату и уселась на еще теплую кровать. – Кажется, кое-кто получит имя, а?