Фб-86

Беркеши Андраш

— Так, друг мой, мы не найдем общего языка. Учтите раз и навсегда, что с офицерами американской армии таким тоном разговаривать нельзя. А что касается дальнейшего, то лучше, как говорится, взглянуть правде глаза. Я не знаю, о чем вы договаривались с капитаном. Откровенно говоря, меня это даже не интересует. Я вашей сделки не признаю.

Молодой американец встал. Он взял со стола лист и кинопленку. Шепнув что-то старшему, вразвалочку направился к двери.

— Повторяю, — продолжал полковник Донован, — что не намерен препятствовать вашему обучению. Наоборот. Я хотел бы вам помочь в этом.

Но ваши личные интересы ничего не стоят по сравнению с интересами Соединенных Штатов. А я должен иметь в виду прежде всего интересы моей родины.

Иштван крепко стиснул зубы, пытаясь овладеть собой. Он видел, что попал в ловушку, из которой очень трудно будет вырваться, ему хотелось скорее узнать о требованиях полковника, потому что эта вступительная речь его не интересовала. Грубый, откровенный тон речей Донована был для него неожиданностью. Этот не улыбался ему, как Клерк, и не был подчеркнуто вежливым, как отец Пал.

— Речь идет о том, — продолжал Донован, — что вам придется еще раз пойти в Венгрию. Вы должны получить материалы опытов профессора Голуба.

— Никогда! — вскочил со своего места парень. — Никогда… Никогда…

— Я уже предупреждал вас, молодой человек, чтобы вы не горячились. Вы должны пойти туда еще раз — и вы пойдете. — Последние слова полковник произнес почти по слогам. Его голос был решительный и властный.

— Нет, — сказал Иштван тихо, но с большой убежденностью. — Я больше не пойду туда.

— Успокойтесь, друг мой, и мы обо всем хорошенько договоримся.

— Лучше я не поеду в Америку! — воскликнул Иштван. — Все равно мне не хочется жить среди вас. Есть еще на Западе другие страны, где меня примут. — Голос парня выдавал внутреннюю муку. Он чуть не плакал от своей беспомощности.

— Вы глубоко ошибаетесь, молодой человек. Неужели вы действительно думаете, что сможете уехать без нашего разрешения? Никуда! Понятно? Ни в одну из стран Европы. Здесь, на Западе, можно найти место под солнцем только тогда, когда найдете с нами общий язык и станете выполнять наши указания…

— А если нет? Если я не буду выполнять ваши указания? — оборвал полковника Иштван. В его голосе звучала упрямство и гнев.

— Если нет? Тогда вы поставите себя в такое положение, что впоследствии будете тысячу раз раскаиваться.

— Что вы тогда со мной сделаете?

— Это зависит от вас…

— Я не вернусь в Венгрию и не украду у профессора Голуба результаты опытов.

— Это было бы большой бедой для вас, молодой человек. В таком случае вы бы оказались перед двумя возможностями: первая — вас бы арестовали как коммунистического агента, вторая — вас бы выдали Венгрии. Я лично выбрал бы второй вариант.

— Пожалуйста, пусть будет так. По крайней мере все закончится. Лучше сидеть в тюрьме дома, чем у вас.

— Если бы речь шла только о тюрьме… — улыбнулся полковник. — Мужчина, неужели вы действительно не знаете, что вас ждет?

Иштван не в силах был больше сдерживаться. Доверчивость, которая туманом опутала его мозг, развеялась.

Мечта, которую он так долго лелеял, бесследно исчезла, радужные краски чудесных снов потускнели, превратившись в липкое, отвратительное месиво. Иштван почувствовал отвращение ко всему окружающему. Теперь

он уже ясно видел взаимосвязь между отдельными фактами. В воображении мелькали как бы отдельные сцены хорошо знакомого представления. Иштван видел себя в жалкой роли среди умелых актеров, которые с ловкостью настоящих мастеров своего дела опутывают его, все больше затягивают в свои сети. С серого тумана воспоминаний вдруг возникло лицо Евы, он увидел Лайоша Паппа, сладкую физиономию отца Пала, капитана Клерка и других. Он почувствовал лютую ненависть к этим людям, которые подчинили его себе, воспользовавшись его простодушием. Но теперь конец! Он не поддастся им. Лучше отсидеть в тюрьме. Сколько ему могут дать за то, что перешел границу и принес одно письмо? Максимум несколько лет. Лучше отсидеть их, чем быть игрушкой в руках этих людей. В конце концов, еще не поздно начать новую жизнь.

Злость и ненависть кипели в нем. Жестокость, которую излучали глаза полковника, вызвала еще большую ярость. Губы Иштвана дергались, голос звенел страстно.

— Неужели вы не понимаете, полковник?! Я не буду выполнять никаких ваших указаний. Я ненавижу вас. Вы подло обманули меня, все время врали… и… и… теперь хотите, чтобы я был вашим послушным орудием! Вы хотите меня убить?.. Мне все равно, делайте со мной что хотите, бросайте в тюрьму, возвращайте в Венгрию. Лучше отсижу эти несколько лет.

— Несколько лет? Нет, дорогой друг! Речь идет не о нескольких годах. Ставка немного больше, речь идет о вашей жизни. Понятно?! О жизни, вы, недотепа!

— О жизни? — удивленно переспросил парень.

— А как вы думали? Вы тяжело провинились перед коммунистами. Знаете, какой вы материал принесли нам? Хотя это не имеет значения. Согласно вашим законам, наказание в таких случаях то же самое. А вы добровольно взялись за выполнение задания! Это факт, который вы не можете отречься.

— Неправда! — воскликнул парень. — Вы заставляли меня…

— Это несерьезные разговоры, в которые вы сами не верите. Чем бы вы смогли дома доказать свое утверждение? Впрочем, не стоит переливать из пустого в порожнее. — Полковник позвонил. В дверях появился Иоганн.

— Пригласите ко мне господина майора, — приказал Донован.

Иоганн молча поклонился и ушел. Через минуту в кабинет вошел тот самый человек, которого Иштван застал в кабинете с полковником.

— Материал готов, пленка проявлена?

— Да.

— Покажи!

— Пожалуйста, господин полковник! — майор передал Доновану папку. Тот быстро перелистывал страницы.

— Вот вам, посмотрите, что вы принесли! — сказал он, подавая папку Иштвану.

Иштван с интересом раскрыл ее. Сначала он не хотел верить своим глазам. Перед ним прыгали и мелькали увеличенные фотографии. С широко раскрытыми глазами, все больше приходя в ужас, лихорадочно перебирал он принесенные материалы. Перед ним были новейшие данные об организации вооруженных сил, мобилизационные планы, данные о вооружении, тайные приказы, директивы, протоколы закрытых совещаний. Ему стало дурно, он почувствовал, что теряет сознание. Лицо его побледнело, в голове помутилось, все вокруг закружилось, заплясало. Он искал слова, но изо рта вырывался только беспорядочный хрип. Какая… под… лость…