Фельдмаршальский жезл. Николай Николаевич
Шрифт:
Отправка паровых катеров по железной дороге стала первым в военной истории примером стратегической переброски сил флота по суше с одного театра военных действий на другой. Для султана Абдул-Гамида и его британских военных советников известие о том стало неприятным сюрпризом. Ещё бы — у русских на Дунае появилась своя речная флотилия.
Правда, металлическими из дунайских катеров были только два — «Шутка» и «Мина», они способны были давать приличную скорость — до 16 узлов. Остальные, с деревянными корпусами, развивали на широком Дунае скорость по течению реки в 6 узлов, против течения
Но волнения в Стамбуле от появления на Дунае невесть откуда у русских паровых катеров улеглось быстро. Адмирал Гобар-паша на одном из дворцовых приёмов во всеуслышание заявил султану Абдул-Гамиду:
— Ваше величество, Россия воевать на Черном море против Блистательной Порты не будет по одной-единственной причине.
— По какой же, мой адмирал?
— Ей просто нечем воевать с нами на море.
— Но Россия может успеть построить броненосцы к началу войны. На Балтийском море, как мне известно, такие корабли она уже давно имеет.
— Нет, не успеет, ваше величество. Парижский трактат ей такого времени, на наше счастье, не дал.
Уже после войны в праздничный день получения генерал-фельдмаршальского звания великий князь Николай Николаевич-Старший за столом скажет:
— Турок победить помогла России на суше армия, а на море — безумный лейтенант Макаров.
Главнокомандующий бывшей действующей, или Дунайской, армии не случайно отдал такую честь рядовому флотскому офицеру. Степан Макаров прослыл в Санкт-Петербурге «безумным» ещё за год до начала войны. Тогда он подал в Адмиралтейство свой проект борьбы с броненосным флотом Турции на Черном море. В морском ведомстве проект после первого прочтения сочли «неприемлемым» и даже «безумным».
Но лейтенант Макаров, будущий вице-адмирал, герой Порт-Артура, прославленный полярный исследователь и учёный-океанограф, своего поражения не признал. Он был удивительно настойчив, этот сын николаевского боцмана.
В чём же состояла суть «безумства» Макаровского проекта? Хорошо знакомый с отечественной военной историей, он усвоил истину, что русские всегда успешно вели партизанскую борьбу против более сильного врага. Примеров тому он знал много: смоленские «громлённые мужики-шиши» Смутного времени, партизаны, истощившие Великую армию императора французов Наполеона Бонапарта и «поспособствовавшие» её гибели на заснеженных просторах России.
И посему Степан Осипович Макаров, обозрев отечественное прошлое с его «партизанщиной», заявил балтийскому флотскому начальству следующее:
— Минная война на море тоже есть партизанская война. Это та же брандерная война, та же вылазка на врага. Мины мы знаем как оружие морской защиты. А теперь они будут оружием нападения на любого врага...
— Партизанство на море?!
— А почему бы и нет? Ведь сам Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов, князь Смоленский, во время наполеоновского Русского похода брался за дело создания армейских летучих партизанских отрядов.
— Но
— А разве морские коммуникации не те же дороги?
— Но море не лес, где можно устроить засаду, поджидая подхода неприятельского отряда.
— Не надо пытаться вести засадное дело в море. Надо самим искать врага и бить его там, где он встретился. У своих берегов, а ещё лучше — у неприятельских.
— Почему лучше всего у неприятельских берегов?
— А потому, что возле них он не ждёт наших партизанских нападений...
«Безумство» идеи лейтенанта заключалось в следующем. Он предлагал создать невиданный доселе боевой корабль: быстроходный торговый пароход, вооружённый... паровыми катерами с шестовыми минами. То есть имеющий в качестве оружия нападения длинные шесты в 8— 10 метров, несущие на конце мины с 40 килограммами пироксилина. Сам пароход выполнял для маленьких катеров роль «матки»-перевозчика.
Ошеломлял и сам способ атаки таким невиданным оружием — катером или пароходом-«маткой». Следовало под пушечным и ружейным огнём неприятеля прорваться к вражескому броненосцу и нанести удар по корпусу шестовой миной. Взорвавшись на глубине около двух метров ниже ватерлинии, в том месте, где корпус корабля не защищён броней, мина могла сделать огромную пробоину и вывести броненосец из строя. Или, что виделось вполне реальным, даже потопить его. Предполагалось применять и буксируемые мины, которые получили название «крылаток».
Вне всяких сомнений, каждая такая атака являлась настоящим подвигом людей отважных, говоря без всякой ложной скромности, патриотов своего Отечества. Поэтому и поразила сослуживцев Макарова, командование флота Балтийского моря, адмиралтейское начальство и самого генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича крайняя смелость цели, которую ставил перед собой «неуёмный» лейтенант:
— Одно дело — вести артиллерийскую дуэль и идти на таран вражеского корабля. А делать из мины наконечник шеста?!
— Неужели этот лейтенант не понимает, что чем ближе минный катер к вражескому судну, то тем больше он становится мишенью для пушек и ружей...
— В Европе нас поднимут на смех, если мы будем воевать с броненосцами минами на деревянных шестах...
— Не поднимут, если будем побеждать...
Макаров предлагал нападать на неприятельскую эскадру по ночам у своих и турецких берегов и в открытом море. Но строго по ночам, поскольку атака минными паровыми катерами в светлое время суток становилась преступной бессмыслицей.
Флотский офицер предлагал и тактику ведения такой «наступательной» минной войны. Не ждать нападения врага, а самому искать встречи с ним в любых уголках Чёрного моря. Превращать ночи на море в часы, несущие опасность для турок. Сеять в неприятельских экипажах страх и панику, неуверенность в безопасности якорных стоянок даже в собственных гаванях, вдали от российских берегов.
Автору небывалого минного проекта пришлось «выдержать» не одну беседу на самом высоком флотском уровне. Приходилось разъяснять, доказывать, убеждать: