Феникс
Шрифт:
— Я не знал, что ты пишешь стихи.
— Есть многое, что… нет. Извини. Слова пришли ко мне несколько дней назад, когда я начала из-за тебя тревожиться. Точнее, когда мне пришло в голову, что тебе следовало бы уже вернуться. Не могу сказать точно.
— Грустная история, — согласился я. — И что она означает?
Коти пожала плечами:
— Откуда мне знать?
— Но ведь ты ее написала.
— Да. Ну, если в ней спрятан какой-то глубокий смысл, я не знаю, в чем он заключен…
— Если тебе что-нибудь придет в голову, обязательно расскажи мне.
Уголок ее рта
Я еще некоторое время смотрел, как океан занимается своим океанским делом. Вверх и вниз, вверх и вниз, оставаясь при этом на своем месте. Вот так-то.
— Я пытаюсь, — сказала Коти, — сочинить что-нибудь философски глубокое о волнах, но удача меня оставила.
— Что-нибудь придумаешь.
Она покачала головой:
— Нет, но мне бы следовало. О том, как они где-то начинаются, подходят все ближе, толкают тебя вперед и продолжают свое движение, а мы не знаем, отчего они зародились, откуда пришли, ну и в таком же роде.
— М-м…
— Ты производишь множество волн, не так ли, Влад?
— Ты говоришь в общем или о чем-то определенном?
— Пожалуй, и то, и другое. Нет, о чем-то определенном.
— Ты имеешь в виду события последних нескольких месяцев, связанных с Организацией и Империей и твоим приятелем Келли?
— Да.
— Верно, я действительно устроил настоящую бурю. Впрочем, у меня не было выбора.
— Наверное.
— Интересно, каковы намерения Херта.
— Говорят, он с радостью ушел на покой — ты дал ему солидную компенсацию за Южную Адриланку.
— Южная Адриланка, — повторил я. — Гетто выходцев с Востока.
— Да.
— И теперь им управляю я.
— Не всем гетто.
— Верно. Только нелегальной его частью.
— Собираешься привести ее в порядок?
— Мне показалось, я слышу в твоем голосе нотку иронии?
— Нотку? Нет. Скорее целую симфонию.
— Ты полагаешь, что я не справлюсь, или считаешь, что не захочу?
— Не сможешь.
— И кто меня остановит?
Прошла долгая минута, прежде чем она заговорила снова:
— Что ты имеешь ввиду, когда говоришь «привести в порядок»? Какую нелегальную деятельность ты намерен продолжать?
— Все, что они захотят. Я позабочусь о том, чтобы азартные игры велись честно, чтобы бордели были чистыми и с девушками хорошо обращались. Я прослежу за тем, чтобы ссуды давались под разумные проценты, которые…
— Но как азартные игры могут быть честными для людей, которые не могут себе позволить в них играть? Как можно помочь людям, продающим свои тела? И о каком разумном проценте идет речь, если кто-то проиграл все, что имел, в одном из твоих заведений, и как ты намерен получить свой интерес с тех, кто не в состоянии заплатить?
Я пожал плечами:
— Все равно эти вещи будут существовать вечно. А я справлюсь с необходимостью поддерживать порядок лучше, чем кто бы то ни было.
— Мне кажется, я привела свои доводы.
— Я не в силах решить проблемы всего мира. Как и твой приятель Келли, что бы он там ни думал.
— Ты что, ничего не видишь? Ничего не замечаешь?
— Не вижу чего? Толп текл на улицах? Людей в парках, которые кричат друг другу то, о
— А теперь за ними наблюдает Гвардия Феникса, Влад. Я говорю о настоящей Гвардии Феникса, а не о теклах, надевших на плечи плащи и взявших в руки копья. Значит, они напуганы, Влад, и избегают использовать новобранцев. Не кажется ли тебе, что им известно то, о чем ты не догадываешься? Три недели назад волнения охватили Южную Адриланку. Теперь же добрались и до Нижнего Кейрона. Если так пойдет дело, что нас ждет через две недели? Или два месяца?
— Ничего особенного, если тебя интересует мое мнение.
— Я знаю, что ты думаешь именно так. Но может быть…
— Нет, я не хочу спорить о твоей проклятой революции.
Коти пожала плечами:
— Ты сам о ней заговорил.
— Мы можем поговорить о нас?
— Да, — ответила она, и я обнаружил, что не в силах сказать ничего содержательного.
— Я собираюсь немного поспать, — заявил я. — Если Айбин начнет барабанить, вышвырни его за борт.
Я прошел по палубе, отыскал ведущую вниз лесенку, спустился в каюту, растянулся на койке, накрылся одеялом и очень скоро уснул под плеск волн.
Прошло не меньше десяти часов, прежде чем меня разбудил тот же плеск волн. Спотыкаясь, я поднялся по лестнице, несколько раз больно стукнулся плечом обо что-то металлическое (кажется, дверные петли), которое какой-то болван присобачил на стену, поцарапал подбородок, поскользнувшись на ступеньках, и, наконец, выбрался на палубу. Маролан стоял на том же самом месте, где я его оставил. Оранжево-красное небо скрывали низкие серые тучи, а ветер отличался удивительной свирепостью. Развевающийся плащ Маролана придавал его облику суровую романтичность. Я так и не снял свободное одеяние, которое мне выдали в тюрьме, — в противном случае у меня тоже был бы романтический вид. Несомненно.
Я крепко вцепился в поручни и осторожно подошел к Маролану.
— Бурное море, — сказал я. Мне пришлось кричать, чтобы перекрыть рев ветра, плеск волн и скрежет дерева. Он кивнул. Я огляделся и неожиданно подумал о том, каким хрупким кажется наш корабль. — С погодой что-то не так?
Он с подозрением на меня взглянул:
— Почему ты спросил?
— Откровенно говоря, сам не знаю. Ты не ответил на мой вопрос.
Он покачал головой. Лойош опустился мне на плечо.
— Думаешь, нам грозит шторм? — спросил я.
— Откуда мне знать?
— Я всегда считал, что у животных есть инстинкт, который предупреждает их о перемене погоды.
— Животных?..
— Что ты скажешь о нашем приятеле Айбине?
— Не знаю, босс. Он странный.
— Угу.
Я проверил время, войдя в контакт с Державой, выяснил, что до полудня еще довольно далеко, но завтрак уже остался далеко позади. Тут только я сообразил, что ужасно голоден. Я уже собрался поговорить о еде с Мароланом и вдруг до меня дошло.