Феномен «Что? Где? Когда?»
Шрифт:
– Итак, началась работа...
– Да. И, как актер, выйдя на сцену, забывает обо всем, кроме своей роли, так и я тоже вся ухожу в игру. Ворошилов и Стеценко знают вопросы и ответы заранее, потому что сами их находили и подбирали. Фукс тоже знает - ему это необходимо, чтобы успевать вовремя переключить внимание. А вот я люблю играть сама и хочу, чтобы вопросы были для меня такой же неожиданностью, как и для всех остальных. Я слежу за обсуждением, но не вылавливаю правильную версию, а стараюсь проследить, куда идут "знатоки".
– Как же вы это делаете?
– Над столом висят микрофоны, у
– А если чья-то мысль вам пришлась больше по душе - задерживаетесь?
– Нет, я не могу задержаться. Ведь обсуждение продолжается - и меня несет вместе с ним!
– Перед вами один экран?
– Один монитор, эфирный, у Ворошилова - он телезритель. А у меня их шесть. У меня множество дополнительной информации, которая ему просто не нужна. Он видит результат. Мне же нужно знать, во-первых, кто именно сейчас говорит. Во-вторых, какой стол в центре внимания – бывало ведь, что в игре участвовало до тринадцати столов! В-третьих... Вот Фукс дает крупный план игрока. Кто это? Помнить всех невозможно. Я не имею в виду "звезд" - их-то мы знаем, как своих детей. А остальных стараюсь различать по каким-то характерным деталям: один - с усами, другой - в голубой рубашке, третий - жгучий брюнет, четвертый - кудрявый... Значит, мне необходима еще и камера общего плана: я должна видеть, как они сидят относительно первого микрофона, кто сел за второй, кто - за третий... Конечно, у нас с Фуксом есть своя система знаков, он мне в монитор незаметно показывает, какой крупный план сейчас будет. Но все равно реакция должна быть мгновенной. В этой передаче каждая доля секунды на вес золота! И такая гонка продолжается два часа.
– Сколько микрофонов работает в передаче?
– До тридцати - сорока. А звуковых входов бывает и пятьдесят.
– Что если по ходу игры возникнет скандал?
Скажем, "знатоки" заспорили с Ворошиловым. Как реагирует на это звукорежиссер?
– Такие скандалы украшают передачу, и мы ждем их с нетерпением. Тут же подключаемся, чтобы подать конфликтную ситуацию во всем блеске, сделать, так сказать, достоянием общественности.
– Как вы по ходу игры общаетесь с Ворошиловым?
– Я его все время чувствую. Это поразительная вещь, которую мы с ним не раз обсуждали. Я, например, мгновенно чувствую, когда у него падает настроение...
– Мы, телезрители, тоже это чувствуем. Голос его настолько нам знаком, что малейшее отклонение от привычных интонаций сразу ощутимо.
– Он человек настроения. И я, как могу, стараюсь ему помочь. Варьирую звучание его голоса, как будто говорю ему: "Смелее, энергичнее, все идет хорошо..." И он это чувствует, воспринимает.
– А когда Ворошилов идет брать у "знатоков" интервью, вы знаете об этом заранее?
– Это никому, даже ему самому, никогда заранее не известно. Я Фуксу всегда говорю: "Саша,
– Шестое чувство?
– Наверное. Во всяком случае, я не зарезала еще ни одного интервью. Я бы назвала это сочувствием - такое состояние есть у всей нашей творческой группы.
– Какая передача для вас самая памятная?
– Ну, таких передач было много...
– А кто ваш любимый игрок?
– У меня был один "любимчик" - Сергей Ильин.
– Чем же он заслужил вашу любовь?
– Я ему всегда говорила: "Сережа, вы мой самый
любимый голос!" Он смущался, спрашивал: "Это почему же?"
– В самом деле - почему?
– У него совершенно удивительный голос! Не обращали внимания? Необычайно глубокий. В отличие от некоторых "знатоков" Ильин говорил не много, но его голос сразу выделялся - очень красивый и наполненный. Мы для него даже не ставили микрофона: он был слышен отовсюду, и я могла его взять из любой точки.
– А есть голоса, которые трудно взять?
– Таких большинство. Бывают и голоса просто бесцветные, плоские.
– О бесцветных говорить, пожалуй, не будем. А еще какие запомнились?
– У Саши Бялко голос очень мягкий, застенчивый. И еще Сергей Царьков - у него голос всегда звенящий, как натянутая струна. Даже не видя этого человека, сразу можно представить себе его. У него и голос быстрый, и быстрая мысль.
– Что значит для вас эта передача?
– Я ей отдала полжизни.
– А если бы она завтра вдруг прекратилась?
– Честно? Наверное, была бы счастлива. Я очень люблю и саму игру, и работу с Ворошиловым, но... С тех пор как мы вышли в прямой эфир, мне каждый раз кажется, что эта передача для меня последняя. Умереть можно - так тяжело. Я уже просила Ворошилова, чтобы он меня отпустил. Не отпускает. А сама я уйти не могу.
– Почему тяжело? Такое сумасшедшее напряжение?
– Да. Выдержать его могут молодые и сильные люди, какими и мы были раньше. А теперь почти всем, кто вытащил на себе "Что? Где? Когда?", под или уже за пятьдесят.
– А может, это передача одного поколения - вашего?
– Я бы сказала так: это передача телевизионного поколения семидесятых - восьмидесятых годов. Если бы сегодня за нечто подобное взялись новые энтузиасты, у них получилось бы, наверное, что-нибудь совсем иное. Но, прежде всего это, конечно, передача Ворошилова. Вот если уйдет он, тогда и в самом деле кончится наша игра.
Представляем авторов вопроса: Всеволод Белкин и Александр Зуев. Город Москва.
Из письма:
Уважаемые знатоки!
Мы - ваши коллеги! Мы тоже играли в телеклубе "Что? Где? Когда?". Очень любим эту игру! Но теперь нам кажется, что самое интересное в ней - это не отгадывать ответ, а придумывать вопрос. Придумать вопрос так же увлекательно и трудно, как и ответить на него...
Внимание - вопрос.
Что будет с матадором, если на него нападет не разъяренный бык, а разъяренная корова. Просим обосновать ответ!