Фига из будущего
Шрифт:
Так была назначена эпохальная, как любили говорить газеты недалёкого советского прошлого, встреча мэра города с новым оракулом и провидцем – Учителем. Встреча прошла в тёплой дружеской обстановке, с примирением сторон и продолжением в тихом, уютном, но весьма нескромном банкетном зале загородного ресторана «Утиная охота». Ранее ресторанчик назывался «Пролетарская кухня». На банкете по случаю примирения сторон подавались блюда, приготовленные на итальянский манер, с использованием исключительно дичи, лесных ягод, речной рыбы, экологических продуктов и привозных напитков. Подготовленный читатель наверняка задастся вопросом: «Как из напитков можно приготовить блюдо?» Ответом на данный вопрос может стать меню ресторана, разработанное привозным поваром из Италии Бартоломео Лучани. Который, кстати, до приезда в Земск работал на набережной города Сочи, в шашлычной
Давид, с удивлением окинув взглядом надписи с завитушками, попросил официантов подать ему «на свой вкус». Он был проинформирован приглашающей стороной, что всё оплачено и можно не стесняться. Нисколько не стесняясь, Давид съел на закуску какое-то сыроватое мясо на хлебе. И лишь потом узнал, получив пояснения к названию блюда, вежливо и учтиво предложенные услужливым, но гордым Ашотом Лучани. Это мясо называлось «прошутто» и значилось в меню как Prosciutto. Познания в иностранных языках не были сильной стороной образования Рома, и он читал Prosciutto как «просциутто», немного недоумевая, из чего оно может быть приготовлено. То ли из утки, замоченной в моче молодого поросёнка. То ли ещё из чего-то неудобоваримого. Подавали блюдо как закуску на ломтике хлеба с кусочками арбуза и мёдом. Сочетание странноватое, но приятное. Запивали аперитивом, немного терпковатым, но приятным. Потом «на вкус» официанта подали суп, под пугающим фантазию названием «Суп Минестроне» (в меню – Minestrone). Его ели под водку и итальянское сухое вино. Кто что выбрал. Суп был так себе, слабенький – сплошные бобы с морковкой. Дальше был «Цыпленок «Пармезан» (писалось как Chicken Parmigiana) – Давид позорно перевёл название как «кухня Пармиджиани», перепутав «chicken» с «kitchen». Но языковые познания остальных участников примирительного мероприятия с напитками были ещё скуднее, так что конфуз прошёл незамеченным. Ещё ели цыплят под коньяк и мартини с оливками на шпажках. Далее пошло «Джелато» (Gelato), постыдно названное закосевшим мэром пломбиром с вареньем. Всё это приправлялось чудесными соусами «от шефа», которые мы с вами теперь уже знаем как «самопал». Помимо перечисленных итальянских изысков, ели принесённую с собой сушёную рыбу под пиво. А мэр даже зажарил на спичке сморщенный пузырь от воблы.
Встреча прошла в тёплой дружественной обстановке, с примирением сторон…
Застолье подходило к кульминационной фазе и намеревалось переместиться в стоявшую на отдалении баню, числившуюся по документам как банно-прачечный комбинат при садовом товариществе «Гипоталамус», как вдруг произошло непредвиденное событие. Иван Львович, потрясая бокалом над головами нетрезвых подчинённых и сыто икающего учителя, собрался уж было сказать тост о прелестях дружбы и взаимовыручки, как дверь банкетного зала растворилась широко и резко. На пороге в позе разъярённого быка на арене стоял начальник милиции Пётр Капец. Глаза его имели вид героев античных статуй – пустые и огромные. Рот открывался в беззвучной попытке сказать, видимо, что-то важное:
– А… а… п-п… та… ам… и машины такие…
Красноречием начальник местной милиции не страдал с детства. Напротив – до семи лет он вообще молчал. Кивал, мотал головой, разводил руками, смеялся, но не говорил. Забирал игрушки у младших в песочнице, толкался, дрался, плевался… и всё это молча и цинично. Уже тогда, сопоставляя его поведение с общепринятым стандартом разных профессий, многие говорили: «Растёт будущий блюститель».
Если мы заглянем в словарь, созданный известным советским лингвистом Сергеем Ивановичем Ожеговым, то увидим сухие пояснения сего непонятного слова:
БЛЮСТИТЕЛЬ, –
Не пытайтесь расшифровать. Всё просто – человек, который охраняет что-нибудь, наблюдает за чем-нибудь. Также – блюститель порядка, нравов… ну, женский род в нашем случае не применяется, как и форма прилагательного от этого слова. Если отбросить казённый штиль и сказать просто, получится вполне резонное «держиморда». Заговорил будущий блюститель-держиморда в школе, на первом же уроке. Как его приняли в школу? Это всегда оставалось загадкой для учительницы начальных классов. Он сказал своё первое слово. И слово было «хрен». Потом он добавил к нему ещё несколько и получилось предложение: «Хрен вам, а не сидеть смирно до обеда». После этого маленький Петя говорил и говорил, пока не договорился до начальника местного отдела милиции, оправдывая пророчества наиболее дальнозорких граждан.
А вот сейчас его опять перемкнуло. На время перестал говорить. Промычав своё «а… а… п-п… та… ам… И машины такие…», он сглотнул громко и смачно, эффектно передвигая адамово яблоко под расстегнувшимся воротником форменной рубашки.
Иван Львович, не опуская рюмку, посмотрел на него растревоженной совой, попеременно наклоняя голову то к левому, то к правому плечу, и хрипло спросил:
– Чего тебе, Петя?
Капец развёл руками – и тут мы, используя модную ныне терминологию в духе высокого патриотизма на примере старинных русских былин, употребим сакральное «и разверзлись его уста»:
– Из Москвы… – наконец выдохнул он что-то более-менее ясное. – По-моему. Наверное, из Москвы приехали… Возле администрации… Все солидные… Вас спрашивают.
Мэр безысходно закивал головой, выпил содержимое поднятой над присутствующими рюмки и, занюхав головой Семёна Недобитого, сидевшего рядом, крякнул:
– Кхе… значит да от.
Потом, лавируя между стульями и столами, он нетвёрдой походкой вышел из зала, оттолкнув при этом Петю Капца. Выйдя на свежий воздух, Иван Львович, икая, позвал зычно, как объевшийся мухоморов лесной олень:
– Ми-ик-эк-ита! Ми-и… ик… ки-та!
Огромный бородатый леший, по-видимому Микита, подошёл тотчас со спины и бочковым утробным голосом пробурчал:
– Тут я, тут.
Иван Львович дёрнулся от неожиданности, а потом расцвёл пьяной умильной улыбкой. Он обнял огромного Микиту и, облобызав его, попросил, жалобно скуля:
– Микитушка… плохо мне… перебор… А вон вишь из Москвы понаехали… Помоги. А? Друг…
Остальные участники банкета выползали из зала, щурясь на всё ещё яркое небесное светило и не до конца понимая, что произошло и почему нет продолжения…
Давид умел держать удар алкоголя. В этот раз он пил не очень много, стараясь оставаться, что называется, в форме и, естественно, в образе. Он выпил холодной колодезной воды из стоявшего рядом ведра, умылся и отошёл в сторонку, не желая светиться в пьяной компании, пусть и выдающихся людей города. Ром вошёл в роль прорицателя и Учителя, а посему считал, что его сан не позволяет подобные разгульные мероприятия. Мало ли что скажут. А ему ещё есть над чем и, главное, с кем в этом городишке поработать.
Микита похлопал мэра по округлой женской спине, поцокал языком и, ничего не говоря, подтолкнул размякшее от спиртного и съеденного тело главы города к бане. Баня представляла собой шикарный сруб с резными окнами, крытый черепицей. Из трубы вырывался пар. Из двери шёл приятный парной дух. Иван Львович подчинился огромному Миките и был предан процедуре резкого вытрезвления.
Через час, во время которого Микита в одних исподних штанах несколько раз выбегал за ведром колодезной, ледяной воды, из проёма двери той же бани вышел в розовых мраморных разводах свежий и парующий всем телом голый мэр. Точнее, он был наполовину укутан простынёй. Несколько листиков берёзы, прилипшие к его лысеющей маковке, сделали его похожим на холёного патриция античных времён после римских терм. Иван Львович глубоко дышал и крякал. Микита подталкивал его сзади по направлению к небольшому пруду, зеркально отливавшему за срубом бани, откуда вскоре послышался всплеск упавшего тела, весёлые взвизги и фырчание намокших губ. Вытрезвление состоялось. Вся команда Головы времени не теряла. Она проделала процедуру отхода от излишеств в том же порядке, но без помощи Микиты.