Финансы Великого герцога
Шрифт:
— Святой Урбан Майоркский! Если на биржах покусились на наши бумаги, как бы снова не грянула революция!
II. Короли в изгнании
Глава первая,
в коей читатель встречает двух знакомых и оказывается представлен великому финансисту
— В чем дело, Крофтон?
— С вами желает говорить один господин, сэр.
— Что за господин? Он не оставил визитной карточки? Разве вы не знаете, что я очень занят, Крофтон.
— Пожилой господин,
— Что он просил передать?!
— «Сазерленд-авеню, 26», сэр. Он сказал: передайте, этого будет достаточно. Если нет, скажите: «пятнадцать тысяч приоритетных акций „Дигаммы“».
Лицо честного мистера Крофтона во время произнесения этого приветствия выражало высшую степень смущения, но оно стало еще более удивленным, когда он увидел эффект, произведенный этими словами на его работодателя. Мистер Эрнест Исаакс — банкир, Ломбард-стрит, 27, Лондон, Сити — не славился веселым нравом, особенно когда биржа обнаруживала тенденции к падению, но услышав слова, которые так озадачили мистера Крофтона, откинулся на стуле и разразился звонким смехом. Мистер Крофтон — мужчина пятидесяти шести лет, умеренно религиозный и крайне серьезный — неодобрительно сдвинул светлые брови. В силу вышеперечисленных качеств он не любил, чтобы смеялись над его словами. Он сознавал, что принесенная им весть была странной, — и тем менее уместной ему казалась реакция мистера Исаакса.
— Ох уж этот профессор, ох уж этот профессор! — восклицал мистер Исаакс в промежутках между залпами смеха. — Он верен себе! Нахален, как Вельзевул, при любых обстоятельствах!
— Прикажете его выставить? — Лицо мистера Крофтона смягчилось при мысли, что таким образом он сможет взять реванш у незнакомца.
— Выставить?! О нет, черт возьми! Немедленно пригласите его сюда, Крофтон! У нас есть кое-какие дела. Он просто решил пошутить над нами для своего удовольствия.
Мина Крофтона стала вдвойне недовольной, когда он понял, что его надежды на месть терпят крах. Он исчез и полминуты спустя распахнул двери перед седобородым мужчиной, на котором были очки с золочеными дужками, грязный пиджак и полосатые брюки. Он так горбился при ходьбе, что казалось, несет на себе груз всех горестей мира, а его глаза глядели из-за стекол очков так устало и грустно, словно им довелось повидать печали всех пяти континентов. Закрывая двери, мистер Крофтон успел заметить, как гость тяжело опустился в кожаное кресло, а мистер Исаакс, встретив его появление новым взрывом смеха, поднялся, чтобы пожать ему руку.
— О, профессор, вы слишком чопорны! Сам черт не узнал бы вас в этом наряде. Вид у вас более внушительный, чем у старика Бута. [34]
— Вы слишком любезны, мистер Исаакс. Впрочем, говоря между нами, я действительно питаю слабость к такого рода вещам. Мой сегодняшний костюм — один из самых скромных; именно в нем я арестовал детектива Кэниона, имевшего на руках ордер на мой собственный арест. Помните?
— Помню ли я? Это было два года назад, в Лондоне, тогда вы арендовали для гостей пол-улицы. Было чертовски весело!
34
Возможно, имеется в виду Чарлз Бут (1840–1916) — английский общественный деятель, ученый, автор фундаментального, 17-томного труда по социологии бедности «Жизнь и труд лондонцев» (1889).
— Так-так, мистер Исаакс, вы, значит, до сих пор не забыли того маленького дельца?
— Ну, если вы похищаете человека, пользуясь помощью актера, у которого имеется на то разрешение полиции, то, поверьте, этот человек не скоро об этом забудет. Особенно если вы подсылаете к нему Крофтона и просите его назвать улицу и номер дома, где все произошло!
— Ну-ну, мистер Исаакс, не будем злопамятны. На самом деле вы так же мало сердитесь на меня за тот случай, как я на вас за то, что вы всучили мне акции компании «Дигамма», о которых вам также должен был напомнить Крофтон.
— Хм, с чего бы вам на меня сердиться? Эти акции вы вернули мне по самому свинскому курсу — и заработали на этом деле не один фунт!
— Но я рисковал, потому что потерял бы не меньше фунтов, не окажись я столь находчив.
— Хм, ваша находчивость обошлась мне в восемьдесят тысяч, профессор.
— Но в один прекрасный день вы станете пэром Англии.
— Вы мягко стелете. Прошло уже три года, а я не вижу и намека на пэрство — даже на обыкновенное дворянство.
— Но вы стали членом парламента от вашего округа, точь-в-точь как я и говорил.
— Конечно, только какая мне от этого, черт возьми, радость? Масса расходов на подкуп избирателей (только между нами, между нами, профессор!) и на то, чтобы раз в день быть обруганным в консервативных газетах.
— Боже мой, вам следовало бы подумать о том, что вы для них — все равно что бревно в глазу, мистер Исаакс, пожар, разросшийся из зароненной ими искры. Ведь вы начинали как их кандидат — если я смею напомнить вам об этом.
— Да ради бога! Вы преспокойно напоминаете мне о вещах, вспоминать о которых куда неприятнее.
Мистер Исаакс произнес это не без горечи.
— Но довольно об этом, профессор. Я живу вполне сносно и охотно предоставляю жить другим, если они не садятся мне на шею. Я не завидую маленькому триумфу, который вы одержали в 1907 году — хотя тогда он был для меня очень чувствителен. Я многое простил вам за то удовольствие, которое впоследствии мне доставляло ваше восхитительное нахальство. Хотите сигару?
— Благодарю.
Седовласый гость мистера Исаакса срезал кончик сигары и закурил, причем можно было заметить, что его руки совершенно не были ослаблены старостью. Он с удовольствием вдохнул несколько клубов дыма и поклонился.
— Мистер Исаакс, ваши сигары превосходны настолько, насколько этого нельзя сказать о некоторых ваших предприятиях, — восторженно произнес он. — Но я перебил вас. Вы говорили о моем нахальстве и были столь любезны, что назвали его восхитительным. Полагаю, у вас были причины на то, чтобы вызвать меня объявлением?