Фиолетовая звезда

Треть орудий орбитальной крепости Унк-Торн, тех самых орудий невероятной мощи, которых не было даже на планетарных платформах огневой поддержки, была вплавлена в броню огнем с тяжелых линкоров врага. Но и корабли противника успевали дать по крепости всего лишь несколько залпов, прежде чем пушки Унк-Торна превращали их в уменьшенные копии рождающихся сверхновых.

Однако никакой орбитальный форт не в силах бесконечно защищать столицу, даже такой гигантский, как Унк-Торн, название которого означает на древнем языке «Смеющийся

над Богом». И быть ему уничтоженным, потому что нельзя обойти. Но флот противника, многочисленный до всемогущества, все-таки отступил. Флагманский крейсер, опасливо занявший недосягаемую позицию для пушек Унк-Торна, перехватил важное сообщение осажденных. Расшифровка показала, что Командор, легенда космоса и доверенное лицо Великого Адранта, а в данный момент командующий последним оплотом планеты Аргейзе — орбитальным фортом, тяжело ранен и сейчас умирает. Это был шанс начать переговоры с неприступной твердыней о капитуляции. Штурм был прекращен.

Болезненно сощурив воспаленные от усталости глаза, полковник Дрэйд шел длинной светлой трубкой коридора в самом сердце орбитальной крепости к реанимационному отделению. Искусственная гравитация была слишком слаба — почти вся энергия шла на поддержание защитного поля, и магнитные ботинки доставляли немало неудобств, но полковник не обращал внимания. Он шел, непривычно ссутулившись, словно расправить плечи было болезненно, и, хотя направлялся к самому Командору, совсем не спешил.

Дрэйду очень хотелось спать, но терять время на сон, когда смерть была лишь вопросом времени, абсолютно невозможно. Можно ведь и не проснуться. Вот если бы врагам не подошло подкрепление из под Сологана, шанс бы оставался, размышлял полковник. Мощную группировку противника долгое время держал железной хваткой генерал Друдо. Но теперь Друдо мертв, и его армии больше нет. И коменданты навалились на Аргейзе. Зачем же именно сейчас умирающий Командор затребовал полковника, специалиста по особым поручениям, к себе? Ведь уже понятно, что ни о каком спасении не может быть и речи. А с этого форта и подавно никуда не денешься. Хоть и не был полковник такой одиозной фигурой, как Командор, но немало страшных приказов он успел выполнить и слишком много страшных приказов успел отдать, чтобы его оставили в живых.

Выждав положенное время, полковник наконец был допущен к реанимационному саркофагу. Ран Дрейд видел много, глаза не отводил и смотрел на Командора с усталым почтительным любопытством. Открыта у раненого была только обожженная голова, местами затянутая прозрачной пленкой, правый глаз закрывало оплавленное веко, но левый, темно-карий, с белком, покрытым кровавыми прожилками, уловил появление полковника и посмотрел на него с бессильной яростью.

— Как видишь, полковник, пора задействовать «Родственную Душу», — прошептал раненый, косясь на полковника страшным глазом, и при этом с уголка рта побежала и скрылась в серебристой щетине красная капля. — Готовь эвакуацию с Земли.

— Но Командор, как вы знаете, проект «Родственные души» для вас… закрыт… стараниями врагов. Что-то изменилось с тех пор? — Дрэйд почти перебил его, не теряя время на деликатную паузу.

— Закрыт… но я заранее отправил Кею на Землю… если у нее получится, она откроет мне «душу»… Другого выхода нет… Обеспечишь эвакуацию, — еще раз, слабо, но настойчиво напомнил Командор.

— А куда… куда эвакуировать? Я полагаю, дни Аргейзе сочтены…

— Ты что же, думаешь, что все было зря?

Единственный глаз Командора налился кровью,

а голос угрожающе усилился:

— И орбитальный бой, и моя смерть? Да… обреченные дела не для тебя… Только и думаешь сейчас, как бы бросить этот орбитальный гроб… А что будешь делать потом? Что потом? Бар откроешь…

Раненый желчно скривил угол рта и забулькал горлом. Он не смог закончить фразу, не хватило дыхания. А Дрэйд все также стоял навытяжку, покрывшись красными пятнами, и глаза его оловянно уставились в одну точку.

— И награды свои выбросишь, чтобы никто не увидел и не донес… ибо помнят многие, как ты резал их… получив под командование карательный корпус… после твоих приказов… не успевали хоронить… и не простят тебе, и все равно найдут и удавят! — Командор опять захрипел и сделал паузу. — Но знаешь ты лучше меня, — продолжил он, отдышавшись, — что не сможешь больше жить ты без золотых погон, оплаченных кровью врагов и жизнями солдат… Привык ты, что твои же люди боятся тебя больше смерти, на которую их отправляешь.

— Я готов сражаться, — с ненавистью процедил Дрэйд. Полковнику стало неприятно, что его последние дни будут омрачены этим разговором. Выслушивать такое, когда скоро сам превратишься в труп, было невыносимо.

— Это хорошо… Нужно мне, чтобы ты верил в нашу победу, иначе я не смогу доверить тебе эвакуацию, — Командор неожиданно успокоился, и голос его снова зазвучал равнодушно, словно и не было этой вспышки злости. — Умен ты, полковник, хитер и удачлив, вот почему именно тебе доверяю я свою жизнь несмотря ни на что… Поэтому и расскажу я тебе…

Дрэйд насторожился. Обида ушла — осталось только внимание. Командор никогда не бросался словами, а уж те слова, которые произносил он при смерти, должны быть и вовсе на вес золота. Тем временем в реанимационное отделение, получив сигнал одного из многочисленных датчиков, вошел врач и скорректировал работу системы жизнеобеспечения, увеличив ввод необходимых для поддержания сознания препаратов. Этого времени хватило и Дрейду, чтобы к нему вернулось самообладание. Когда же врач вышел, Командор заговорил свободнее, почти не запинаясь:

— Чтобы взять Унк-Торн, врагу придется расстаться еще с доброй сотней кораблей, а это половина от всего флота. Тогда путь в столицу открыт, безоговорочная капитуляция. Но потеря все-таки велика. И вот сейчас, когда между Аргейзе и Комендантами осталась только наша крепость, можешь положить на одну чашу весов их возможные потери. На другой будет наше условие: оставить за нами резервный флот с базой на планете Крон. И будет думать Союз Комендантов, потерять ли сотню новейших штурмовых крейсеров или оставить Великому Адранту на старость далекую планетку с десятком-другим потрепанных кораблей. Полагаю, пойдут они на это? Как ты считаешь? — Командор довольно захрипел, а щека его уже вся стала красной.

— Полагаю, это уже не будет иметь для нас никакого значения, — ответил Дрэйд. — Если только как символ, что раз у Аргейзе остались еще флот и солдаты, то раса не погибла… Но возрождение при таких условиях все равно невозможно. Родную планету мы потеряем навсегда. А резервный флот… Вы сами сказали — это одно название.

— Главное, чтобы и они так подумали, мой мудрый Дрэйд, главное, чтобы и они… Впрочем, когда Аргейзе лежит прямо на блюде, полагаю, они не будут долго рассуждать. Война затянулась, а все хотят жить, все хотят делить трофеи. А флот… он же союзный… какой Командор пустит свою эскадру первой на верную смерть? Чтобы потом, при разделе, те, у кого остались корабли, взяли все?