Физрук-8: назад в СССР
Шрифт:
Так может лучше, чтобы мои играющие суперы все-таки окуклились на миллион лет, покуда по земле не станут прыгать какие-нибудь новые динозавры? Может пусть уходят и забирают все свои секреты, к которым нынешнее человечество не готово от слова совсем? Вымрем не вымрем, а как-нибудь проживем и без деморализатора и даже счетчика ПСЧ. Ведь, если разобраться, «песчанка» оружие немногим лучше «домры». Фрицы черепа мерили линейками, чтобы отличить расово полноценных от унтерменшей, а здесь — хлыстиком помахал и уже знаешь, кто свой, а кто чужой?
А волчок? А кольцо-браслет?
Я покосился на молчаливого своего спутника, который, как ни в чем не бывало, смотрел на летящее под колеса дорожное полотно. Вот оно оружие. С белобрысым вихром на затылке. Кладезь еще неизвестных возможностей и технологий. И таких у меня, как выяснилось, тридцать душ. Двоих надо еще вытащить с кичи и сделать это незамедлительно. Для чего? Для того, чтобы собирали манатки и валили в свой Новый Мир, покуда Старый не сделал из них чудовищ пострашнее Годзиллы?..
Что там Севка толковал про тех людей, которые находятся в «красной зоне»? Что смысл их существования в открывании новых, прежде неизвестных путей? Их, значит, и мой — тоже. Я ведь, по шкале Третьяковского, гениус плюс. И какой же такой путь могу я открыть? Путь, по которому можно будет увести этих суперов куда подальше, дабы уберечь от беды и ребятишек и девяносто процентов остального человечества. Пока еще ни о чем не подозревающего. И слава труду!
В половине девятого мы подъехали к нашему двору. Я заметил, что «Жигуль», который мне дал в аренду Граф, пропал. Видать, Русалочка перегнала владельцу. Ну и ладно! Мы с Перфильевым-младшим наскоро перекусили, переоделись и помчались в школу. До звонка оставалось еще десять минут и я решил заглянуть к директору. Разуваев заранее съежился. Видать, уже не ждал от меня ничего хорошего. Нет слов, Пал Палыч мужик хороший, но придется его и на этот раз встряхнуть.
— Товарищ директор, — нарочито официально обратился я к нему. — Что вы можете сообщить о следующих учениках, а именно — о Михаиле Парфенове и Серафиме, вероятно, Трегубове?
Он виновато потупился и пробормотал:
— Это ребята из седьмого «Г» класса, которые совершили противоправный поступок и были приговорены народным судом к двухгодичному заключению в колонии для несовершеннолетних.
— А какой именно противоправный поступок? — решил уточнить я. — Взяли школьный микроскоп без спросу!
— Не только. За неоднократно совершенные в школе кражи.
— Они что, мелочь по карманам тырили?
— Нет, но в кабинете химии пропали реактивы, были и другие аналогичные пропажи.
— Да они им нужны были для занятия наукой! А на то, чтобы купить, не хватало карманных денег!
—
— К тому, что в скором времени они опять будут учиться в нашей школе. И в моем классе!
— Товарищ Данилов, — вздохнул директор. — Я отношусь к вам с глубоким уважением… Пожалуй, мне не приходилось еще встречать педагога, который бы до такой степени болел за своих учеников, но должны же быть какие-то пределы!.. Понимаю ваше искреннее желание вернуть ребят к нормальной жизни, однако как вы отмените решение суда?
— Никак! Я просто привезу пацанов в город и отдам их родителям. Мамы с папами соберут своих чад в школу. Ваше дело будет оформить необходимые документы.
— В который раз поражаюсь вашей решительности, порой переходящей в самоуверенность.
— В таком случае, вы должны были уже привыкнуть.
— Стараюсь привыкнуть, — вздохнул Разуваев. — Что я могу сказать? Действуйте! А я в свою очередь буду хлопотать о том, чтобы комиссия по делам несовершеннолетних признала необходимость условно-досрочного освобождения.
— Вот и отлично!
Прозвенел звонок. Я вернулся в учительскую, взял журнал и отправился вести урок. Он как раз был у моего восьмого «Г». Пацаны построились в одну шеренгу. Как обычно, но сегодня мне показалось, что они это сделали нарочно, чтобы я мог их рассмотреть. Будто бы я их не видел. Высокие и мелкие, тощие и полноватые, темноволосые, рыжие и блондинистые, кареглазые и светлоокие, непоседливые и медлительные, быстро и туговато соображающие, обидчивые и непрошибаемые — разные. И все — мои. Ну вот что мне с ними делать?
— Наверное вы все уже знаете, — заговорил я, — ведь друг от друга у вас секретов нет… В общем, я постараюсь вернуть Трегубова и Парфенова… Погодите кричать «Ура». Как только я выполню это свое обещание, то соберу всех вас для важного разговора… А теперь начинаем урок.
Они не стали кричать. И вообще притихли. Нет, все учебные упражнения выполняли нормально, но былой оживленности не хватало. О причинах я старался не думать. Вместо этого позвонил Красавиной. Давненько я с ней не виделся. Да и не разговаривал — тоже. Интересно, что сказала бы Лилия Игнатьевна, если бы я ей все рассказал и она мне поверила бы? Наверное, подняла бы на ноги всю литейскую милицию. Да что там — милицию! Всю общественность. Совсем, как в одном из моих пророческих снов. И первым делом, задержала бы меня. И никакие спецудостоверения не помогли бы.
— Лиля, привет! — сказал я в трубку, едва старший лейтенант откликнулась.
— Здравствуй, Саша! — в ее голосе чувствовалась искренняя радость.
— Мне нужна твоя помощь!
— Как — женщины? — кокетливо осведомилась она.
— Увы, как инспектора по делам несовершеннолетних.
— Почему я этому не удивлена… И что именно от меня требуется? Учти, плечо мое ноет до сих пор, особенно — на плохую погоду.
— Прости…
— Ничего, — вздохнула Красавина. — В конце концов, часто ли мы, сотрудники детских комнат милиции, подставляем себя под пули?